Время и история в сознании россиян
[309]Путешествуя в прошлом году по Каналу и беседуя с множеством людей, в том числе с детьми ссыльных и бывших зэка, я с изумлением обнаружил, что все они гордятся этой стройкой – словно египтяне своими пирамидами.
Мариуш Вильк, Волок
Время: предварительные замечания
Есть некоторая иллюзия или само собой разумеющееся убеждение (распространенное главным образом среди образованных слоев населения), что в обществе всегда есть историческое измерение, аналогичное индивидуальной или семейной памяти. Более внимательное рассмотрение проблемы должно показать, что это не всегда так, и не во всех обществах есть историческое сознание своего прошлого, или по меньшей мере сознание, обусловленное интересом к прошлому своей страны. Понимание его непреходящей значимости для настоящего оказывается достоянием очень небольшой части населения. В России такой группой является маргинальная часть научных работников или правозащитников, возможно, еще – литераторов, но, во всяком случае, не большинство населения. Структура исторической памяти или исторического понимания прошлого обусловлена структурой общества, его морфологией. Более того, в определенном смысле историческое измерение прошлого – это и есть общество, а объем носителей исторического сознания указывает на границы или объем этого «общества». Потому что «общество» как система воспроизводящихся социальных взаимодействий (лишенных вертикального принуждения) не может существовать вне ритуалов и церемоний: в них проигрываются наиболее важные моменты коллективной жизни, ценности или символы, посредством которых фиксируется то, что важно для членов общества
[310]. Ни одно сообщество – будь то малая группа, вроде семьи или круга друзей, институт либо социум в целом – не может не отмечать памятные даты или события, символически представляющие то, что больше всего ценится в этом сообществе. Это может быть день рождения или смерти кого-то в семье, свадьба, точки инициаций или другие лиминарные состояния, но в любом случае пережитое и отфильтрованное прошлое должно быть зафиксировано в коллективных ритуалах или иных способах записи и воспроизводства.
Прежде чем перейти к содержательному анализу временно́го, в том числе и исторического сознания «советского человека», необходимо определить, что такое «время» с точки зрения социолога и каковы его типы и разновидности, включая и те представления о прошлом, которые в обиходе называют «историей». В своем понимании социального времени я исхожу из трактовки И. Канта, утверждавшего, что время – это априорное условие предметных созерцаний (порядок последовательных представлений)
[311], и определяю социальное время как порядок, последовательность социальных действий индивида, ожидаемая или предполагаемая частота повторения его взаимодействий с другими акторами, чья принадлежность к определенным социальным группам или институтам оказывается значимой для самой этой последовательности действий. В соответствии с этим подходом в качестве меры времени могут приниматься лишь различные типы социального действия, выступающие в качестве средств согласования (сопоставления) одних последовательных действий с другими, выстраивания порядка их организации, приоритетности (иерархичности)
[312]. Содержательность (специфика, структура) социального времени зависит от того, какое именно социальное действие принимается в качестве нормы «времени», какие конвенции устанавливаются (принимаются, навязываются, и кем) в отношении подобного порядка согласования социальных взаимодействий.
В редких исследованиях времени (культурологов, историков, социологов) внимание в первую очередь обращают на частоту повторения однотипных форм социального действия (взаимодействия), тогда как организация более сложных агрегированных форм согласования действий, повторяющихся временны́х порядков, социальных «ритмов», определяющих циклы коллективной жизни, обычно остается на втором плане. Важнейшей задачей для анализа временных аспектов социальных образований становится необходимость установления связи между семантикой времени (идейными, культурными, ценностными значениями временных порядков, ритмов, смыслов действия) и социальными формами обобществления (устойчивыми социальными структурами взаимодействия – группами, сословиями, институтами, общностями, слоями и т. п.). «Убыстрение» или «замедление» социального времени означает усложнение структуры социального действия, или напротив, ее упрощение, примитивизацию нормативной структуры социального взаимодействия и изменение ритмов социальной жизни.
Выделение (растущая относительная автономизация) различных систем времени и все большее и большее подчинение в современных обществах различных явлений социальной жизни наиболее формальным, универсальным средствам согласования социальных ритмов становятся производными от усложняющихся структур социальной организации. Чем интенсивнее идут процессы отделения места и времени работы от дома, культовых ритуалов от производства, домашних занятий и связанных с ними представлений семьи от других типов общностей, «свободного времени» (то есть собственного времени «индивида», субъективного распоряжения собой и своими ресурсами), символических институтов от тех, которые обеспечивают соблюдение общих правил поведения, а их вместе, в свою очередь, – от производственных или, в самом широком плане, инструментальных типов действия, тем больший объем определенных социальных функций (видов деятельности) переходит от одного института к другим специализированным институтам. Например, обучение младших членов и их социализация, забота о пожилых, лечение, производство, поддержание чистоты, доставка продуктов питания и их консервация, охрана порядка и прочие особые виды деятельности, которые раньше составляли повседневную жизнь семьи, в современных обществах все в большей степени раздаются специализированным учреждениям. А это означает, что усиливается роль медиаторных структур – коммуникаций, согласования, соизмерения, интеграции, общей социализации.
