Лишь незначительное число более образованных респондентов в состоянии дать определенную точку временных координат: это либо крещение Руси (11–12 %), то есть вхождение региона, населенного славянско-варяжскими племенами, в историю мировой цивилизации на правах далекой периферии Византии, соединение конфессиональной и этнической истории, а значит, придание вневременному существованию этнических массивов символического (религиозного или, в поздних версиях истории, идеологического измерения), либо царствование Петра I (10–5 %).
Таблица 64.2
С какой даты, эпохи, события начинается, по вашему мнению, история нашей страны?
В обоих этих вариантах важнейшим элементом конституции исторического целого оказывается отсчет истории с попыток выхода в Европу, синтеза значений локального и универсального, без которого не возникает структуры большого времени.
В первом случае (крещения Руси) речь идет о включении во время мировых религий, во втором (Петре I) – об образовании империи и о политике протомодернизации страны, а значит, о заимствовании европейских внешних институциональных и культурных форм для определения направленного развития страны, появления «общества», отделенного от «государства». В любом случае условием для кристаллизации истории служат события, придающие внешнюю форму бесформенному племенному или языческому состоянию.
Другие варианты определения начала истории отсчитывают ее течение с Октябрьской революции 1917 года (4 %), или со времени создания Московского царства (2 %), или даже с распада СССР, но все они явно не тянут на то, чтобы быть версиями, значимыми для всех. Таким образом, впечатлению «огромности страны» (размеры ее территории) и слабой структурированности символического пространства соответствует аморфность временной структуры событий.
Соображение о неопределенности или невнятности нарративной структуры русской истории в массовом сознании подтверждается и характером распределения ответов о «хороших» и «плохих» событиях в прошлом, которые могли бы стать опорными точками этой истории. Среди событий, как радующих, так и ужасающих, почти нет упоминаний о фактах или явлениях, выходящих за рамки ХХ века (среди негативных 2 % упоминают «татаро-монгольское иго» (2 %), среди позитивных – царствование Петра I (2 %), крещение Руси и отмену крепостного права (по 1 %)). И «самые страшные», и самые радостные события сдвинуты к новейшему времени, к единственному бесспорному символу отечественной истории – Победе в Великой Отечественной войне 1945 года. Эту войну, завершившуюся победой, называют главным и среди самых ужасных (40 %), и среди самых положительных событий (32 %).
Рядом с этими нагруженными датами (катастрофой начала войны и Победой, в сущности, это тот же комплекс представлений) не стоит ничего равнозначного. Следующие по частоте упоминаний события не идут ни в какое сравнение с этими символическими событиями. Из негативных точек на шкале времени приходится назвать (в порядке убывания): «чеченскую войну» – 7 %, «перестройку» – 5 %, «развал СССР» – 5 %, «чернобыльскую аварию» – 2 %, теракты 1999 года – 2 %.
Таблица 65.2
Какое событие, какое время в истории нашей страны вы бы назвали самым …
2003 год. N = 2000. В % к числу всех опрошенных; многочисленные, но не образующие консолидированного множества ответы, данные менее чем 1 % опрошенных, не приводятся, поэтому сумма ответов меньше 100 %.
Еще бледнее выглядит положительная история. Здесь затруднившихся с ответом вчетверо больше, чем в списке отрицательных событий, а сам событийный ряд представлен меньшим числом конкретных дат. Чаще всего называются периоды, воплощающие те или иные идеологические значения («оттепель», правление Брежнева / «1970-е годы» / советская власть, «перестройка», отмена крепостного права и т. п.).
Негативный ряд событий сильно сдвинут в сторону последних 25 лет, то есть ко времени жизни нынешних старших поколений – таковы 10 из 18 названных событий или периодов истории. Напротив, положительный ряд смещен в сторону эпох, предшествующих появлению на свет большей части нынешних россиян. Причем в качестве положительного значения выступает прекращение действия негативного фактора – конец крепостного права, конец Отечественной или Афганской войны, перестройка и распад СССР (видимо, как репрессивной системы), смерть Сталина и наступление «оттепели».
Сам событийный ряд (объем исторической памяти) практически не выходит за рамки ХХ века: всего 2 % назвали среди ужасных событий «татаро-монгольское иго», а среди «радующих» – 1–2 % «крещение Руси» и 2 % «возникновение империи при Петре I». Даже с учетом множества единичных упоминаний отдельных событий, все равно приходится говорить о тончайшем слое сколько-нибудь вменяемых, рефлексирующих носителей культуры и средств понимания настоящего и прошлого. Упор на негативных аспектах истории указывает на принцип формирования исторического времени и массового сознания «истории»: пассивное положение «субъектов истории» по отношению к силам «истории», то есть зависимость общества, населения от действий властей. Действующими силами в истории оказываются лишь носители авторитета власти или ее оппоненты, народ безмолвствует, у него нет ни языка для выражения происходящего, ни средств его фиксации и измерения, то есть нет ни авторитетов, ни символов, ни шкалы для сопоставления значимости и масштаба событий. Те же самые признаки пассивной конституции «человека» мы обнаруживаем и в описании, включая самоописание, этнических типов, отношении к социальным институтам и в других планах идентификации
[338].
Аморфность исторических представлений россиян может объясняться не только слабостью символической структуры истории (тем, что общество в принципе не является «хозяином времени»), но и тем, что мы сталкиваемся с разрывами в самой структуре истории, то есть идущей сменой хозяев, держателей истории, не законченной к сегодняшнему дню, усиливающейся конкуренцией за право истолкования прошлого
[339].
