Направленность большого времени (векторы национально-государственной эволюции)
Представления о направленности времени обусловлены силой действия институтов: сочетанием оценок фактического положения страны и перспектив жизни самих опрошенных, иллюзиями, надеждами, фобиями, отношением (доверием / недоверием) к власти и основным институтам, силой про– или антизападных установок, фазами жизненного цикла, располагаемыми ресурсами и – в меньшей степени – полученным образованием или социальными компетенциями. Но стоит подчеркнуть, что степень дифференциации или поляризации оценок здесь незначительна, что само по себе является очень важной характеристикой состояния массового сознания.
Проекции на будущее детерминированы не столько ориентациями на общую модернизацию страны, сколько на характер этой модернизации (табл. 66.2).
Таблица 66.2
Как, скорее всего, будет жить Россия через 20 лет?
Приведены лишь максимальные значения ответов в разных группах.
До 2014 года, то есть до резкого перелома в политике режима и «крымской патриотической мобилизации», можно было говорить о двух практически равных группах респондентов: одна – простодушно верящие в то, что следующее поколение россиян будет жить в такой же стране, что и другие европейские страны. Другая группа, чуть постарше и с чуть более высоким уровнем образования, исходя из опыта последних лет, относится к этой версии с большим скептицизмом: техника, вооружения будут похожими на западные, но жизнь людей будет иной. Но, по сути, это одна и та же конструкция проективного времени, но с разным знаком оценки. Четверть опрошенных (а это очень много в данном случае) затрудняется с ответом, что, в свою очередь, усиливает значимость вывода о неполяризованности, а значит, непроявленности представлений такого рода.
Еще три подгруппы суждений представляются маргинальными и равными по своим весам: «Россия будет развиваться по примеру азиатских стран (Китая, Индии)» (4 %), «Россия вернется к социализму» и ее «ждет неминуемая гибель» (по 3 %). Иначе говоря, конструкция социального времени одна и та же, различия – в векторе и характере оценки. Самоуверенность и надежды характерны в первую очередь для самых молодых, но не самых образованных москвичей (как, впрочем, и катастрофические сценарии, то есть время здесь воспринимается более разнообразно). Рутинные прогнозы (экстраполяция сегодняшнего положения) – для людей постарше и чуть более образованных, жителей периферийных городов. Реакционный или ретроориентированный сценарий – для носителей (в основном пожилых) ностальгических и безосновательных представлений вчерашнего дня.
Ноябрь 2009 года. N = 1600.
Рис. 8.2. Как вы считаете, возможно ли в ближайшие 10 лет в России решительное переустройство общества, «построение вместо “общества, в котором вожди думают и решают за всех”, “общества умных, свободных и ответственных людей”?»
Таблица 67.2
Как вы думаете, почему невозможно в ближайшие 10 лет в России решительное переустройство общества?
От тех, кто ответил отрицательно на вопрос: «Возможно в ближайшие 10 лет в России решительное переустройство общества?». N = 1100.
Такая стертость временных ориентаций – следствие не столько неразработанности перспектив страны, сколько действия механизмов фрустрации, подавления мнений о будущем. Трезвое осознание того положения, в котором к настоящему моменту оказалась бывшая великая держава, оказывается в противоречии с общими рамками истории и коллективной самоидентичности (культуры догоняющей модернизации при авторитарном режиме). Признание краха идеологии и практики строительства «нового коммунистического общества», несостоятельности демократического «транзита», а также сознаваемая сомнительность претензий на статус великой державы (или – скажем осторожнее, с учетом опыта крымской мобилизации – двусмысленность подобных претензий) оказываются слишком травмирующими для сохранения массовой идентичности факторами.
Поэтому как функциональное следствие сохраняющегося воздействия пропаганды и других государственных идеологических институтов работают механизмы вытеснения этих обстоятельств или их разгрузки, замещения. К концу перестройки (1989–1991) факт исторического поражения и отсталости России признавался большинством опрошенных, но затем, по мере стабилизации положения вещей, начал вытесняться, а после кризиса 1998 года опять то открывался, то вытеснялся (табл. 68.2–69.2):
Таблица 68.2
С каким из суждений вы в большей мере согласны?(выберите один с ответ)
Понятно, почему мнение о принадлежности России к «великим державам» так неустойчиво: главный критерий отнесения из трех – благосостояние граждан, наука и техника, военная мощь – заключается в материальном благосостоянии и его росте. Его назвали 30–33 %, однако только от 2 до 4 % полагают, что Россия соответствует ему, что уровень жизни в нашей стране приближается к уровню «развитых стран» (табл. 69.2). Россия не обладает ни высоким уровнем жизни населения (что уже не требует доказательств), ни современной техникой или наукой (14–16 % считают, что страна должна иметь высокие показатели по этому критерию, чтобы войти в клуб великих держав, но лишь мизерное число россиян (2–4 %) уверены, что нынешняя Россия может претендовать на подобный статус по этим характеристикам). Единственно, чем она может сегодня похвастаться – это ракетно-ядерное оружие. Значимость данного показателя вынужденным образом, за неимением другого, в глазах россиян растет – численность группы, отмечающей эту позицию, за последние 10–12 лет увеличилась с 13 до 20 %.
Таблица 69.2
Существует мнение, что наша страна сильно отстала от передовых стран мира, и разные точки зрения на то, когда это отставание началось.
Что вы думаете по этому поводу? (выберите одну позицию)
N = 1500, сумма несогласных: 12 и 33 %.
Таблица 70.2
Какой вы хотели бы видеть сейчас Россию в первую очередь?
