Возвращаясь к Веберу…
Такими фазами в социологии можно считать постановку проблемы у К. Маркса и его оппонента в этом отношении – М. Вебера.
Суть проблематики классовой структуры, если предельно упрощать действующие подходы, сводится к следующему. Маркс определял «классовое положение» индивидов или группы, исходя из их отношения к вопросам собственности на средства производства, вменяя охватываемому этим понятием социальному множеству гипостазированную (по существу – онтологическую) общность мышления, солидарности, интересов (а значит, единство мотивов предполагаемых социальных действий), а также – что менее значимо сегодня для нас – неупразднимо антагонистическое видение реальности и истории. Другими словами, в его философии и в понимании его последователей «классы» – это не номиналистская категория для описания эмпирической действительности, а реальные консолидированные группы людей, выступающие в качестве субъектов целевых действий, мотивированных политическими, экономическими, идеологическими и прочими интересами.
Если этот его тезис и имел некоторый резон для периодов ранней модернизации (до середины или даже до конца XIX века) – времени размывания сословной структуры в ведущих европейских странах (очевидной слитности остатков сословного образа жизни у привилегированных слоев, сохраняющих еще следы сращения аристократии и капиталистов, патрицианского уклада жизни и предпринимательского духа и этики у буржуазии), то для более позднего времени – начала и тем более середины ХХ века – такое вменение теряло свой смысл, не будучи подкрепленным эмпирическими данными. Социальная структура быстро менялась под влиянием новых меритократических критериев социального успеха, общего повышения доходов населения, присвоения непривилегированными группами стандартов жизни и форм повседневного поведения, характерного для обеспеченных слоев и т. п. Эти социальные признаки отражали интенсивность вертикальной мобильности и постоянный рост (и количественный, и функциональный) значимости менеджеров и квалифицированных специалистов, то есть сами процессы трансформации социальной структуры. Подобные изменения указывали на ослабление оснований традиционного господства и усиление авторитета, престижа, общественного признания обладателей деловой компетенции и предметного знания (бюрократии, врачей, судей, адвокатов, учителей, ученых и т. п.), с одной стороны, и предпринимателей, «людей свободных профессий» – с другой. Растущее многообразие социальных форм: функциональная дифференциация социальных институтов, автономизация возникающих организаций гражданского общества (самоорганизация населения, активность общества и отдельных групп), а соответственно, все более значимая роль политических партий, умножение коммуникативных посредников делали марксистский классовый анализ (с его центральным постулатом – задачей непременного обнаружения «классового антагонизма» или «борьбы классов») не просто малопродуктивным, но и схоластическим.
Трактовка устройства социума как иерархической структуры, состоящей из соподчиненных слоев и групп, оказывается не просто неадекватной для современных развитых обществ, завершивших процессы модернизации; она (неявно) навязывает более сложному устройству общества архаическую модель или схему восприятия и объяснения происходящего. Собственно, именно распространение идеологии «среднего класса» положило конец «классовой парадигме» в социальных науках. Марксистский подход с течением времени все более смещался в плоскость описания и интерпретации конфликтов, связанных с распределением и социальным неравенством, социальной или финансовой политикой государства, общественной «справедливостью» и тому подобной тематикой, характерной для послевоенной социал-демократии и «общества благоденствия». Но для отечественной социологии классово-иерархический подход в изучении социальной структуры остается доминантным. Конечно, он радикально модифицирован в соответствии с современными требованиями постмарксизма, но главное в нем сохранилось – видение общества как гипостазированной целостности, которая может описываться в классификационных категориях.
Понимание проблематики социальной структуры Вебером (которого также часто рассматривают как основоположника концепций социальной стратификации) было гораздо более осторожным и сложным. Разберем его более подробно.
«“Классы” создаются однозначными экономическими интересами, а именно: связанными с существованием “рынка”»
[76]. «”Классовое положение”, в конечном счете, есть “положение на рынке” (Marktlage)»
[77]. «“Класс” или “классовое положение” не предполагает какой-либо групповой идентификации индивида или индивидов в качестве первичного морфологического признака, напротив, это означает исключительно субъективные, вероятностные определения индивидом своих позиций или позиций своей группы) на рынке»
[78]. Вебер отказывается от марксистского опредмечивания, натурализации или гипостазирования понятия «класс». В его трактовке «классы» не являются социальными общинами или общностями (Gemeinschaften), то есть консолидированными и устойчиво воспроизводящимися группами в современной социологической терминологии, но могут представлять собой возможное (и даже часто встречающееся в реальности) смысловое основание для коллективного действия (Gemeinschaftenhandeln). Такова, например, взаимная связь и взаимоотношения предпринимателей и рабочих или участие в профсоюзах и их акциях. «Классовые» характеристики раскрываются Вебером через: а) описание «типичных шансов» индивида на обеспечение или получение благ; б) выявление «жизненной установки по отношению к внешнему миру» (äusseren Lebensstellung), которая причинно связана с пониманием им своего положения на рынке, а также в) с «внутренним чувством жизненной судьбы»
[79].
