Дезадаптированные респонденты вдвое чаще среднего оказываются предметом особого внимания и произвола сотрудников правоохранительных органов (19 и 9 %), а если сравнивать их с группами материально обеспеченных, то вчетверо (19 и 5 %).
Повседневное существование обычных людей в условиях авторитарного режима, централизованного и бюрократического государства, неподконтрольного населению, отличается высокой степенью тревожности и неуверенности, возникающих в качестве реакции на осознание своей зависимости от властей и уязвимости перед их произволом, непредсказуемостью ближайшего будущего и отсутствием институциональных, в первую очередь судебных, полицейских, форм защиты.
Подавление возможности политической деятельности и организаций гражданского общества, установление цензуры на фоне тотальной и агрессивной демагогии и пропаганды не позволяют выражать и представлять общественные позиции, взгляды, назревшие проблемы, отстаивать свои и групповые интересы, что обрекает людей на пассивное переживание своей незащищенности, необходимость «терпеть». Доминирующей характеристикой атмосферы в таком «обществе-государстве» становится, с одной стороны, аморфность или периодически возникающая эрозия общих, универсалистских социально-правовых представлений, включая и слабость чувства собственного достоинства, а с другой – жесткие разделения на отдельные сферы или партикуляристские сегменты социальной жизни по принципу: «мы – они», внутри которых допускаются свои порядки, правила и нормы, отступления от общепринятых или декларируемых в качестве обязательных норм. Репрессивный характер важнейших социальных институтов обрекает людей на фрагментированное существование в малых группах (семья и родственники, в лучшем случае – коллеги по работе), где существует доверие и внутри которых люди чувствуют себя более уверенно, поскольку только в этих очень узких сферах могут оказывать влияние и контролировать других, влиять на них и отвечать за них. Диффузные страхи в таких ситуациях оказываются средством артикуляции важнейших ценностей, которые определяют смысл повседневной жизни – благополучие детей и близких, отсутствие войны, известный минимум гарантий обеспеченности в старости.
Хроническая тревожность, регулярно фиксируемая у более половины опрошенных, образует бессознательный фон или горизонт обычной жизни людей, обусловленный социальным опытом, передаваемым из поколения в поколение советских и постсоветских граждан и обывателей. Это обстоятельство в публичном или общественном пространстве артикулируется слабо; оно проявляется в виде устойчивых страхов за детей, собственное будущее, которое видится значительным большинством россиян серым и пугающим. Страх возникает не только из-за вечной иррациональной угрозы непредсказуемых бедствий и войн (накопленный коллективный опыт страны в ХХ веке), но и перед более определенной перспективой собственной бедности в случае утраты трудоспособности, беспомощности, высокой вероятности техногенных катастроф, эпидемий, стихийных природных несчастий (пожаров, наводнений). Внятно выразить социальные факторы общей тревожности могут сравнительно немногие россияне – более образованные, информированные и обладающие достатком выше среднего, как правило, жители крупных городов. Эти социальные категории населения, накопив некоторый социальный и культурный капитал, могут претендовать на чувство собственного достоинства в силу собственных достижений, независимо от признания каких-либо их заслуг государством. В такой среде уже начинает формироваться сознание гражданственности и недопустимости сохранения тотального контроля государства. Острее и более ясно, в сравнении с любыми другими категориями населения, в этих группах сознается опасность административного произвола и беззакония чиновников (непосредственной формы «действительности» государства). Но подобные вещи беспокоят в среднем только 17–18 % населения (табл. 235.2), хотя их число в последние годы увеличивается: с 2016 года этот показатель вырос втрое – с 10 до 27 %. По нему можно судить о предельных параметрах демократически или либерально настроенных граждан России: нижнюю границу, твердое ядро «либералов» и демократов, ясно осознающих отсутствие в России «правового государства», составляют 6–7 % от населения страны (такова была численность тех, кто демонстрировал способность к внутреннему сопротивлению массовой эйфории окружающих в момент аннексии Крыма и пика антизападной кампании). Это те, кто помнят о временах массового террора и репрессий и сознают угрозы возврата к этим практикам, рецидива тоталитаризма, кто постоянно настороже, поскольку постоянно ждет от взаимодействия с администрацией, полицией или другими правоохранительными органами власти «публичных оскорблений и унижений». Материалы других, систематических социологических исследований «Левада-Центра» подтверждают эти параметры (примерно такова же по численности и группа людей, осознающих характер нарушений норм и положений международного права, конвенции и договоров, заключенных РФ; обладающих иммунитетом по отношению к агрессивной пропаганде, шовинизму и т. п.).
Таблица 235.2
Чего вы больше всего боитесь?
Ранжировано по последнему замеру.
Страхи косвенным образом передают представления о социальных возможностях человека (включая и средства собственной защиты): чем выше социальный статус и уровень генерализации социальных сил и институтов, внешних по отношению к человеку, тем меньше – в сознании россиян – возможностей влиять на них, прежде всего защищаться от исходящих от них угроз и опасностей. Другими словами, угрозы непосредственно связаны с ресурсами влияния, а значит, индивидуальной ответственности и ресурсами предупреждения наступления неприятностей.
Социальная ответственность людей поэтому носит крайне неравномерный характер: она очень высока в тех социальных сферах, в которых, как заявляют опрошенные, они могут влиять на положение дел, поскольку у них есть средства для управления отношениями в этих сегментах жизни. Выше всего ответственность за положение дел в своей семье, где, понятно, есть почти все возможности воздействовать на членов семьи («в полной мере» чувствуют ответственность здесь 74 % опрошенных и «в значительной мере» – 18 %). Но по мере увеличения социальной общности и ограничения инструментов влияния на ситуацию, ответственность постепенно снижается, растут отчужденности и тревожность: уже в доме (если это городской многоэтажный дом, принадлежащий ведомствам или государству) или на работе возможности влияния человека резко сокращаются (в среднем на треть) и становятся совсем призрачными на уровне района или города, в котором респонденты проживают, практически полностью исчезая в отношении к стране в целом («в полной мере» чувствуют ответственность за положение дел в стране 18 % и столько же – 19 % опрошенных говорят еще «в значительной мере»; «не чувствуют своей ответственности» в этом плане 59 %). В конечном счете сознание личной ответственности сменяется сознанием личной гражданской безответственности уже на уровне города и тем более – страны (табл. 236.2).
Таблица 236.2
