Несовпадение представлений, преобладавших у прозападно ориентированных демократов или либералов до аннексии Крыма о том, как должны были бы развиваться события в ходе и после массовых протестов 2010–2012 годов, с тем, что последовало за ними в действительности, не стало в этой среде поводом для более глубокого анализа социальных процессов или для пересмотра своих взглядов. Так произошло по двум причинам: первая – не было интеллектуальных средств для понимания этих явлений, то есть для анализа сложности оснований и связей, определяющих подобное поведение населения; вторая – упорное нежелание понимать, поскольку такое понимание предполагало или даже требовало релятивизации собственных взглядов и идеологических позиций. Вторая причина для нашей темы более значима, поскольку она коренится в особенностях наследуемой после краха советской системы культуры, что предопределяет большую длительность последствий.
Ожидалось, что правящий режим, столкнувшийся с бесспорными свидетельствами фальсификаций на выборах, неэффективностью государственного управления, фактами тотальной коррупции, казнокрадства и произвола на всех уровнях власти и во всех сферах государственного управления без исключения – от прокуратуры, Следственного комитета, полиции, армии до ведомств здравоохранения или космической промышленности, диссертационном плагиатом чиновников, сращением правоохранительных органов с организованной преступностью и многим прочим, должен будет: а) утратить свою легитимность, а следовательно: б) его общественная поддержка сократится.
Экспектации такого рода лежат в основе популистской программы А. Навального, поддержанного в 2011–2013 годах значительной частью городского населения (до 40–45 %). Более того, как показывают материалы опросов общественного мнения, абсолютное большинство населения России считало и считает, что приводимые прессой или в интернете факты казнокрадства, колоссальных хищений лицами из высшего руководства страны, явных нарушений Конституции, подлогов квалификационных документов, угроз или насилия по отношению к критикам и оппонентам, прямой лжи в публичном пространстве и прочее суть принципиальные характеристики нынешней российской политической системы
[144]. Но ответов на вопрос, как может быть при этом «очищена от негодяев» сама сфера государственного управления или заменено руководство страны, и при этом обязательно мирным и законным образом, у людей нет. Более того, сама возможность поиска таких ответов представляется весьма туманной. Для значительной части населения любые изменения в структуре государственной власти представляются нежелательными по ряду причин (опасения каких-либо перемен из-за государственно-патерналистских иллюзий, представлений, что лучше уж насытившиеся паразиты, чем новые и голодные, но также позитивной идентификацией именно с такой властью, какая есть и т. п.)
[145].
По логике вещей ответы на вопрос об «очищении» должны были бы вытекать из первых посылок (как это было бы при демократическом устройстве государства), но ответов не было и быть не могло. Воображение на этом месте тут же останавливалось.
Характерная радикальность констатации положения дел («полное разложение государства») сочетается с полным отсутствием мнений о том, что должно следовать за признаниями такого рода. Такой диссонанс лишь на первый взгляд кажется противоречием, недопустимым с позиций «здравого смысла»
[146]. И не он блокирует возможность рефлексии и дальнейшей умственной работы. Паралич наступает из-за осознания, что дело здесь не сводится к простой замене «отдельных» «негодных», функционеров другими «порядочными», а в самой безальтернативности действующей системы российского государства, поскольку и «новые и честные» должны быть взятыми из того же кадрового запаса, подготовленного властями (номенклатуры администрации президента)
[147]. С одной стороны, общественное мнение отдает себе отчет в том, что проблема – в вертикальной системе государственной власти, подбирающей людей специфического толка, лояльности и квалификации в соответствии с интересами самосохранения, а значит – устранения внешнего контроля над собой. В идеале, как полагают люди, желательна была бы другая система («демократия»), которая должна быть ориентирована на задачи обеспечения общественного благосостояния или развития общества, а не защиты интересов силовиков и олигархических финансово-промышленных группировок, близких к президенту, или бюрократии, и характеризовалась бы другой степенью ответственности власти перед населением (смены начальников, периодически проводимой в ходе выборов). Именно с этими установками люди выходили на митинги и демонстрации протеста. Но из этих смутных ожиданий и претензий, частично артикулированных в ходе массовых демонстраций протеста, не осуществилось ничего. Власти самым наглым образом (по-другому и не скажешь) пренебрегают обвинениями в свой адрес, не затрудняя себя даже отрицанием приводимых фактов и аргументов, как это показывают совсем недавние дела об освобождении Е. Васильевой или материалы ФБК о сомнительном происхождении собственности у семейства министра обороны С. Шойгу, связи семьи генпрокурора Ю. Чайки с организованной преступностью, диссертационного плагиата спикера парламента С. Нарышкина или заместителя председателя Верховного суда О. Свириденко и десятков других функционеров, не говоря уже о «панамском досье» и активах Путина. Аресты высокопоставленных чиновников разного уровня идут еженедельно, но их обсуждение (прежде всего, выявление причин, природы внезапного обогащения и избирательного привлечения к ответственности) в публичной сфере оказывается крайне ограниченным или невозможным, наказуемым (как показывают пример «Левада-Центра», включенного в реестр «иностранных агентов» за публикацию данных опросов общественного мнения, в которых среди прочего приводятся мнения о «мафиозности» действующего режима). Цензура цензурой, но сами эти факты, разумеется, откладываются в массовом сознании, хотя и не становятся предметом систематической проработки. Речь не о размере хищений или рутине присвоений чужой интеллектуальной собственности, а о стойких, хотя и не очень определенных, генерализованных подозрениях, широко распространенных в обществе, относительно систематического характера нарушения законов РФ и общепринятой морали всеми, кто имеет власть любого рода, начиная с высших лиц в государстве и кончая низовым уровнем администрации или полицейского.
