– Потому что ты набросился на меня и начал целовать, Дуглас, – шиплю, приближаясь к нему вплотную. Я вижу, как часто он дышит. Ощущаю аромат его одеколона и силу, исходящую от его тела. И вопреки всем мыслям и уверенным решениям, так хочу дотронуться до него. Хочу провести пальцами по его скуле, прикоснуться к губам и увидеть, какой он настоящий.
– Ты не был против. Даже больше, ты был возбуждён не меньше моего, Тьяго. Тебе понравилось, и я обещал, что не причиню тебе боли.
– Я знаю, Дуглас. Помню. Но я не готов, понимаешь? Ни к тебе, ни к кому-то ещё…
– Конечно, а к этому слащавому козлу, который лапал тебя, был тоже не готов? Или к Бенджамину, с которым обедал, гулял и целовался, не был готов? И всё это случилось, потому что ты слишком добр и не хотел ранить их нежные чувства, но у меня чувств нет, значит, ко мне ты не готов. Именно ко мне, Тьяго, хотя я вижу в твоих глазах желание. Я вижу в них страсть, и уверен в том, что ты просто специально провоцируешь меня. Чего ты добриваешься? Ты постоянно твердил о насилии и о том, что ты против него. Но именно ты вынуждаешь людей прибегать к нему, играя в недотрогу. Ты…
– Дуглас, остановись. В том-то и дело, что Бёрдс не гей, а мой друг, и рядом с ним я чувствую себя расслабленно. Бенж тоже не давал мне повода опасаться физической расправы с его стороны. А вот ты… ты рождаешь во мне запретные чувства, Дуглас. Ты для меня, как просмотренный фильм ужасов. Я точно знаю, чем всё закончится, и что главный герой погибнет. И этот герой – я. Но с тобой я словно смотрю его заново, в надежде, что хоть что-то изменится, но ни черта. Ничего не изменится. Итог будет одинаковый. Герой умрёт вне зависимости от того, сколько раз ты посмотришь фильм, и сколько прольётся слёз. Так и здесь. Дело во мне, понимаешь? Я виноват во всём. Прости меня, Дуглас. Прости…
– Тьяго, за что ты извиняешься? За то, что боишься меня? Или за то, что обманываешь?
– За всё, Дуглас. За всё. Ты прав, я хочу тебя, и у меня огромное количество мыслей о тебе рождается каждую минуту. Я думаю о тебе. Волнуюсь за тебя. Я… я привык к тебе. Но даже это не может подтолкнуть меня к тебе. Да, я боюсь тебя. Боюсь, Дуглас. И ты ничего не сделал для того, чтобы я тебя не боялся. Ты не дал мне времени. Всё свалилось на меня, как лавина, и я умираю, понимаешь? Умираю от боли из-за того, что чувствую к тебе. Я больше, чем хочу тебя, Дуглас. Я влюбляюсь в тебя, и это закончится плохо только для меня. Очень плохо. Поэтому… я прошу тебя… – касаюсь его пальцами. Дуглас быстро переводит взгляд вниз, но я уже убираю руку, не позволяя ему меня схватить.
– Дай мне свободу, Дуглас. Дай мне жить, прошу. Я так устал. Клянусь, не будь я таким разбитым, то поборолся бы за тебя. Ты стоишь того, чтобы за тебя боролись, но только не я. Я слишком глубоко застрял в своих страхах, а теперь ты превращаешься в мой кошмар. Не делай этого со мной. Не заставляй помнить о тебе только дурное. Оставь мне светлое, Дуглас. То немногое, что я увидел в тебе. Прости меня… прости… но я боюсь любить тебя. И наверняка знаю, что когда ты наиграешься, то жить мне уже не захочется. Прости… прости… но я не твой тигрёнок. Я человек, и моё сердце давно уже разбито. Прости…
– Мой шофёр привезёт твои вещи завтра к десяти утра туда, где ты сейчас проживаешь, Сантьяго. Включи телефон, ему нужно будет созвониться с тобой. Вряд ли ты сможешь позволить себе новый гардероб. Это твоё, – сухо произносит Дуглас и достаёт из внутреннего кармана пиджака конверт, протягивая мне.
– Я не могу… я…
– Твоё право. – Он расслабляет пальцы, и конверт, в котором подозреваю, лежит мой гонорар за три недели, падает на пол между нами.
Специально наступив на него, Дуглас толкает меня плечом и молча уходит, даже не попрощавшись. Оборачиваясь, чувствую, как в грудной клетке остаётся так мало воздуха, что она начинает болеть. Каждый вздох даётся с трудом. И я ведь боялся того, что Дуглас начнёт уговаривать меня или же применит силу. Он ушёл. Вот так просто. Ушёл. И я чувствую себя самым жестоким человеком на свете, потому что знаю, Дуглас не обычный мужчина в моей жизни. Он больше. И отпускать его больно.
Наклоняясь, поднимаю конверт и направляюсь обратно к столику, абсолютно забывая о том, что хотел в туалет. Ребята, уже изрядно выпившие, болтают с незнакомыми девушками, пожирающими их взглядами. Сажусь рядом со смеющимися над чем-то Бёрдсом и Эдди. При виде меня они становятся серьёзными.
– Зачем он приходил? Что хотел?
Передёргиваю плечами, бросая на стол конверт, и мой взгляд цепляется за пиво Эдди. Тянусь через столик и беру бокал.
– Ди…
Мне больно. Очень больно оттого, что я не могу по собственной глупости, совершённой в прошлом, любить человека, который больше всех нуждается в этом.
Я не пью, говорил же? Не употребляю алкоголь ни в каком виде. У меня тяжёлое прошлое. Но сейчас, мне нужно взять откуда-то энергию, чтобы не развалиться к чертям собачьим. И пиво для меня самое доступное. Ненавижу алкоголь. Конечно, я его пробовал, но это был не целый бокал пива, который сейчас незамедлительно бьёт меня по ногам и голове. Облизываю губы и возвращаю бокал обратно. Гадость несусветная, но становится теплее. Кровь быстрее циркулирует по венам, и меня больше не знобит.
Ловлю озадаченные и немного напуганные взгляды друзей.
– Ни черта не в порядке. Я влюбился, и меня кинули. Мало того, что кинули, я сам попросил об этом. Я ни в чём не разобрался и запутался окончательно. Потерял время и силы на человека, который этого не заслужил. А другой… странный, холодный, отчуждённый и агрессивный, так сильно напоминает его и в то же время так отличается. Я тряпка и никогда не изменюсь, – горько бормочу.
– Ди, мне жаль. – Бёрдс похлопывает меня по спине, и я киваю.
– Никому не говорите о нём, ладно? Не хочу, чтобы у него и у вас снова были проблемы из-за меня…
– Не вопрос.
– Вообще, могила.
В один голос заверяют друзья.
– А что в конверте? – интересуется Эдди.
– Понятия не имею. Деньги, предполагаю. Вот, сегодня я проставляюсь. Они мне не нужны. Не от него, – кривлюсь я.
– Посмотрю?
– Всё равно, – передёргиваю плечами на вопрос Эдди.
Он берёт конверт и открывает его. Хмурится и достаёт приличную пачку денег и свёрнутые листы.
– Ты уверен, что заработал сорок штук баксов, Ди? – придвигаясь ко мне, шепчет Эдди.
– Что?
– Говорю тебе, здесь сорок тысяч. И вот ещё… вроде бы контракт. Нет, это должностные обязанности нанимателя.
Эдди протягивает мне бумаги, и я быстро читаю, что за чертовщина произошла.
– Боже мой…
– Что там?
– Ввиду того что работодатель нарушил согласованные условия контракта, заключённого с Сантьяго Диазом, он обязан выплатить ему неустойку в размере двадцати пяти тысяч долларов и оплатить отработанные дни. А также ввиду негласных обстоятельств наниматель обязуется с этого момента сохранять дистанцию не менее трехсот метров с работником на срок в пятьдесят лет, – бегло читаю я ребятам.
