Я чувствую прохладу и приоткрываю глаза. Голова болит и огромная. Вокруг странный свет.
– Всё хорошо. У тебя шишка на лбу. Ты смачно вошёл в стену, Тьяго. С тобой не соскучишься, да?
Слышу голос Дугласа и, моргая, поворачиваю голову. Он сидит рядом со мной в домашней одежде. Прикладывает к моему лбу влажное полотенце.
– Что…
– У тебя, видимо, была очередная паническая атака, но теперь она ухудшила твоё физическое состояние. Ты будешь сейчас снова злиться, но мне пришлось обратиться за советом к Мартину, чтобы понять, что с тобой. Я не врач. Он был здесь. Осмотрел тебя и сказал, что вирусов нет, только психическое расстройство. Ты придурок эмоциональный, и я вместе с тобой туда же качусь, – усмехаясь, Дуглас, поднимается и берёт с тумбочки бокал с водой.
– Выпей. Обезболивающее. Ты прилично приложился. И тебе нужно поесть. Я сейчас принесу. – Он так спокоен, как будто ничего страшного не случилось.
Я немного удивлён и очень сильно стыжусь того, что выкинул. Но это было неосознанно.
Приподнимаюсь на кровати и делаю всё так, как сказал Дуглас. За окном уже ночь. Я проспал весь день и…
– Ты был на работе? – хрипло спрашиваю его, входящего с подносом.
– Нет. Я туда не доехал. Ешь. – Он ставит поднос на кровать, и мои брови ползут вверх.
– Я сплю, что ли? Ты и куриный бульон вещи несовместимые, – шепчу.
– Это не я. Если бы готовил я, то мы были бы уже мертвы. Я его заказал. Сегодня перебиваемся ресторанной едой. – Пожимая плечами, Дуглас мочит полотенце в тазике, стоящем рядом с кроватью, и протирает мне лицо.
– Ты что… ты…
– Блять, Тьяго, говори нормально. Меня бесит, что ты боишься теперь даже спросить у меня о чём-то, – кривится он, швыряя полотенце в воду.
– Ты заботишься обо мне? Заказал для меня ужин? Вызвал этого козла, и он трогал меня? Ты не пошёл на работу? Это из-за меня? – уверенней спрашиваю его.
– Да. Разве ты видишь здесь другую причину, почему я, как придурок, превратился в няньку? Даже не очеловечивай меня, Тьяго. Не смей это говорить, – быстро добавляет он.
– То есть ты… есть ли вероятность, что я для тебя важен?
– Вот ты слепой идиот, – закатывает глаза и садится на кровать.
– Не оскорбляй.
– Да. Я волнуюсь за тебя. Рад? Мне хреново, что всё так получилось. Ты выдумал какие-то чувства к Мартину, а у меня их нет. Я ничего не чувствую. Я бесчувственная задница, но с тобой… – Он тяжело вздыхает и бросает на меня мрачный взгляд.
– Ты меня меняешь. Мне хочется отдавать больше, чем брать. Это меня раздражает и злит. И твоя шишка меня тоже бесит. Мне показалось, что ты себе череп проломил, когда так быстро полз от меня. Меня выводит из себя то, что ты причиняешь себе боль из-за меня. Когда я плачу своим игрушкам, то они не устраивают мне истерик и не падают прямо у ног, сражённые жаром и слабостью. Они выполняют всё, чтобы я был счастлив и удовлетворён. Они всегда улыбаются и даже не заикаются о том, что им что-то не нравится. Они шёлковые, податливые и бесхребетные. А с тобой… с тобой у меня посинели, блять, яйца, и я стал мягким мудаком. Я держусь, терплю, борюсь с собой, и мне не нравится то, что происходит. Прости меня.
Моё сердце трепещет в груди от двух тихих слов.
Придвигаюсь к Дугласу ближе и кладу ладонь ему на спину.
– Чтобы ты понимал, я не извиняюсь. Никогда. Даже когда луплю кого-то и причиняю боль. Я…
– Понял, Дуглас. Ты сделал над собой огромное усилие, – слабо улыбаясь, киваю ему.
Он тяжело вздыхает. Его голова опускается, и мне на секунду кажется, что сейчас меня завалят на постель снова и будут брать с особым голодом. Я весь напрягаюсь от подобных мыслей.
Но Дуглас упирается лбом мне в плечо, словно сдаваясь или же каясь. И это поражает меня больше куриного бульона.
– Я привык жить так, как жил. Появился ты, и всё полетело к херам собачьим. Я…
– Не матерись. Выражайся человеческим языком, – шёпотом прошу.
– Вот. Об этом я и говорю, Тьяго. Никому дела не было до того, как я выражаюсь, какими вижу людей, как веду себя. Они просто принимали меня, а я издевался как мог. Но с тобой так сложно. Ты слишком сложный и требовательный. Я не умею так, как ты, бл… чёрт, хочешь. Мне проще заплатить тысячи долларов, чтобы иметь то, что я хочу. А тебя не могу купить. Ты не продаёшься. Ты запросил слишком высокую цену за себя, Тьяго. Я устал. Прости меня.
По спине проходит холодок от глухого голоса Дугласа.
– Ты хочешь, чтобы я съехал? – тихо спрашиваю его.
Дуглас издаёт стон и поднимает голову.
– Порой ты ни хре… черта не видишь очевидных вещей, Тьяго. Со мной ты становишься слепым, глухим и немым, а с другими самым обворожительным, смеющимся и всё понимающим парнем. С ними ты спокоен, а со мной весь сжимаешься. Что не так? Почему?
– Потому что боюсь сказать что-нибудь не то и потерять тебя. Потому что боюсь лишний раз заикнуться о чём-либо и молчу, пока не дохожу до точки кипения, и у меня не сносит крышу. Потому что ты мне важнее тех, о ком я забуду через минуту. Потому что твоё мнение и отношение для меня очень значимы, а с другими…
– До меня дошло. Можешь остановиться.
– Понимаю, что это выглядит так, словно я за тебя цепляюсь мёртвой хваткой. Но я… не знаю, со мной такое впервые, Дуглас. Может быть, порой я слишком сильно реагирую на что-то, но не специально. Мне стыдно, что мой организм слишком чувствителен к тебе, и всё это меня выматывает морально. Я ломаюсь. Постоянно балансирую на грани. Я говорил, что моя любовь только моя и к тебе не имеет никакого отношения. Я стараюсь сделать всё, чтобы это было так. Но… выходит через задницу. Мне лучше уйти, и я переживу это. Обещаю, что переживу. Тебе мои проблемы не нужны. Ты разберись с собой и с тем, что у вас…
– Тьяго, снова? – Дуглас удручающе цокает.
– Но я вижу всё иначе, чем ты. Меня это задевает. Ночью ты пришёл ко мне и гладил меня. Ты довёл меня до оргазма, а в обед уже сидел в офисе и пил с Мартином, которому врезал накануне. Я тоже многого не понимаю. Но я вижу, Дуглас. Симпатию и чувства вижу на расстоянии, я учился это продавать. Хочу, чтобы ты был счастлив, и если моё присутствие усложняет твою жизнь, то я самоликвидируюсь. Я…
– Не мели ерунду, Тьяго. Ты видишь то, что хочешь. Ждёшь момента, чтобы твои страхи подтвердились. А я хочу, чтобы ты цеплялся за меня, ощущал необходимость во мне и заставлял меня чувствовать. Тебе нечего стыдиться. Со мной рядом никто не уживается надолго, потому что я мудак и всегда делаю то, чтобы меня ненавидели и боялись. Меня так научили. Другого я не знаю. Тебе нужно поесть. Мартин сказал, что у тебя, может быть, обезвоживание, если учесть, что тебя рвало, и ты не ел долгое время. Поешь и помолчи. Пожалуйста. – Дуглас придвигает ко мне поднос.
