— Я бы этого им не позволила! — и тут же скончалась от разрыва сердца, унеся с собой тайну своей жизни и своего появления в нашем мире.
Перевод же, как и полагается любой новинке, прочно занял первые позиции всех рейтингов информационных бестселлеров. На его основе было снято несколько ЗD-фильмов, написано немало ораторий, рейв-рэп-рок-опер, поставлено спектаклей, мюзиклов и голографических шоу. Потом пришел черед литературных интерпретаций. Книг. Романов, поэм и даже од.
Однако все литературные интерпретации, а также адаптированные тексты перевода-первоисточника грешат неточностями, авторскими домыслами, попытками приукрасить либо, наоборот, выхолостить легкий тарсийский летописный язык. Тем не менее, предлагаемая вниманию читающей публики книга, к счастью, всем вышеперечисленным не перегружена. Но ведь я, по сути, и не автор, а лишь библиотекарь, оказавшийся в нужное время в нужном месте. Поэтому моя версия перевода — это версия человека, реально присутствующего при том историческом моменте, когда Эби Хейли открывала человечеству тайну существования Тарсийского Ожерелья. И вы должны согласиться со мной, что никакие домыслы и выдумки не сравнятся со свидетельством человека, задействованного в описываемом событии. В отличие от прочих авторов я видела собственными глазами таинственную старуху-переводчицу, ощущала странные потоки энергии, исходящей от этой невзрачной женщины (хотя вполне вероятно, что в молодости она была красавицей), и слушала ее голос, не искаженный транслирующими устройствами. Поэтому я могу претендовать на то, что моя версия перевода «Рукописи Ожерелья» наиболее отвечает характеру и настроению изложенных в Тарсийском манускрипте событий. И надеюсь, что после прочтения предлагаемого мною варианта текста мучающее всех недоразумение относительно того, что в Тарсийском Ожерелье почему-то прописалась некая россиянка Карина Свердлова, окажется не просто вымыслом. Хотя научная общественность предпочитает довольствоваться мнением нашего знаменитого филолога, восьмидесятилетнего академика Ивана Кутежанского, полагающего, что Карина Свердлова — персонаж сугубо нарицательный и реально в королевстве Тарсийское Ожерелье не существующий.
Но мое предисловие затянулось, а нет ничего более неблагодарного, чем томить читателя ожиданием, вместо захватывающего чтения предлагая ему скучные разъяснения и толкования. Посему вашему вниманию предлагаются пусть разрозненные и неточные, но местами весьма интересные эпизоды из жизни загадочного Тарсийского Ожерелья и его… королев.
Часть первая
ПРОКЛЯСТЬ КОРОЛЕВСТВО
Корона, в обычном, точнее нерабочем, своем состоянии торжественно покоившаяся на специальном золоченом и обитом узорчатым бархатом постаменте, закрывавшемся от пыли, влаги и нескромных взоров колпаком из небьющегося скеденского хрусталя, в данный момент была небрежной рукой извлечена из своего хранилища и безо всякого почтения брошена на один их многочисленных туалетных столиков королевской опочивальни. Словно ценности в этой изящно-величественной вещице, символизирующей право на неограниченную власть, заключалось ровно столько же, сколько и в россыпи золотых инкрустированных браслетов, в путанице драгоценных ожерелий, в крупных бриллиантах аграфов, поблескивавших из отверстых зевов шкатулок, ларцов и сундучков, подобно любопытным глазам девиц-камеристок.
И если бы бриллианты умели говорить, то им, как свидетелям совершающегося противозаконного и безнравственного действа, просто цены бы не было. Не говоря уж о том, что бриллианты сами по себе — бесценны.
Королевская опочивальня славилась обилием, как драгоценностей, так и туалетных столиков с зеркалами самой изящной и тонкой работы. И немудрено. Ибо отражать собою неповторимую красоту, грацию и царственную осанку Ее Величества было великой честью. Равно великой честью было украшать несравненное по совершенству тело Ее Величества бесценными тканями и не менее бесценными камнями и металлами, и, разумеется, если бы бесчувственные камни, тряпки и золотые цепочки осознали это, они бы, несомненно, прониклись значимостью своей высокой миссии. И в торжественные дни, когда Ее Величество облачали в соответствующие какому-либо государственному событию наряды и украшения, камеристки трепетали от сознания важности выполняемой ими миссии, а также от того, что за неудачно уложенный локон в прическе королевы либо за нечаянный укол булавкой августейшего плечика неуклюжей девице грозило суровое наказание, самолично приводимое в исполнение Ее Величеством при помощи различных ядов, в изобилии хранящихся в потайных шкафчиках опочивальни вместе с флаконами духов, эссенций и притираний…
Но дело не в камеристках, прах их побери. Камеристки — народ тупой и обученный лишь одному — ухаживать за своей Госпожой и искренне восхищаться ею. Впрочем, большего от них и не требуется. Сия девица — тот же самый туалетный столик с зеркалом, только с нею можно иногда перекинуться парой незначащих фраз.
Тогда как зеркала молчаливы.
И их молчание говорит о многом.
Даже не говорит.
Свидетельствует.
И в данный момент два больших овальных зеркала, поставленных почти друг напротив друга по разным концам опочивальни, свидетельствовали, что в королевской комнате царит совершенно непристойный беспорядок.
На широком пышном ложе королевы целым ворохом громоздилось белье, над тончайшими кружевами, оборками и вензелями которого трудились, недосыпая ночей, лучшие тарсийские кружевницы и вышивальщицы. Поверх этого белоснежного сугроба был небрежно брошен мокрый, в ошметках грязи, воняющий конюшней мужской дорожный плащ, напоминавший пьяного насильника, вторгшегося в келью целомудренной послушницы.
Возле шкафов, кровати, кресел в беспорядке валялись королевские платья, и их парчовое, шелковое и батистовое великолепие безжалостно попиралось ногами в высоких, ладно обтягивающих стройные икры сапогах.
Владелица стройных и (как официально утверждали столичные песнопевцы и поэты) самых прекрасных ног в королевстве на мгновение задержалась перед одним из больших зеркал. И зеркало беспристрастно засвидетельствовало, что в данный момент в него смотрит Ее Величество Абигейл Первая, Королева Тарсийского Ожерелья и Почетная Владелица Сопредельных Островов.
Королева Абигейл одернула на себе мужской дорожный костюм с нашивками королевского почтальона. Одеяние сидело идеально (попробовало бы оно сморщиться или смяться! Королевская карающая длань не замедлила бы превратить его в груду ветоши для мытья окон!). Королева подтянула шнуровку, чтобы сильнее скрыть грудь. При этом она зашипела от злости, как кошка, упустившая мышь, — длинные волосы, которые она полчаса тщательно укладывала, чтобы можно было надеть мужскую шляпу, вопреки стараниям распустились пепельно-седой волной…
— Отрежу к гламуру! — прорычала правительница, отбрасывая со лба длинную благородную прядь и хватая с мраморной поверхности столика узкий дамский кинжальчик.
— Не стоит так нервничать, моя королева! — Слова исходили, казалось, от грязного, воняющего плаща. Но на самом деле обладатель сочного приглушенного баритона сидел, также облаченный в дорожный костюм, на низеньком замшевом пуфике у едва тлеющего камина. — Такой ты мне нравишься еще больше. Ты просто обворожительна.
