— Щиты пропали!
Сирена Федоровна удивленно воззрилась на неожиданного гостя: тот схватился за голову и на непонятном наречии принялся причитать, словно гибель любимого трактора оплакивал…
— Какие щиты-то? Театральные, что ль, ваши? — деловито поинтересовалась Сирена Федоровна, бдительным взором вечной народной дружинницы и борца с расхитителями социалистической собственности окидывая сумеречные окрестности.
— Щиты серебряные, особенные, для… для новой пьесы, — вмиг ослабел духом и даже телом Гогейтис, кляня себя за глупость, недальновидность, бестолковость: можно ли было оставлять на улице такую ценность! Карина ведь предупреждала, что ее родина — прямо-таки оплот всякого преступного элемента!
— А серебра в них, щитах-то, много ли? — Сирена Федоровна прихватила морально раздавленного гостя за руку и повлекла за собой по деревенской разухабистой дороге.
— Они из чистого серебра. Так надо. Что же я наделал!.. В театре с меня голову снимут, это же казенное имущество, реквизит! О я гламур неиспепеленный! Все погибло! Все пропало!!!
— Да не огорчайтесь вы! Эк вас, иностранцев, по любому поводу пессимизьм треплет, ровно лихоманка какая. Не бойтесь, господин директор! Найдем мы ваш реквизит! Это небось давешний дружок-то мой, Василий, пошел к себе домой, да и прихватил по дороге, что плохо лежит.
— Мы сейчас идем к… Василию? — Гогейтис аж подпрыгивал от нетерпения. Время уходило, время, а он ни на полшага не приблизился к поставленной задаче!
— К нему самому… Не волнуйтесь только. Все найдется. А не найдется — уж такова судьба вам. У людей вон, иной раз в «Новостях» услышишь, самолеты цельные прям из-под носа угоняют, а тут какие-то актерские бирюльки, хоть и серебряные…
Сирена Федоровна и расстроенный Гогейтис добрались до неказистого вида избы, напомнившей Уильяму почему-то о тюремных казематах. Его спутница, не чинясь, толкнула ветхую покосившуюся калитку и вошла во двор.
— Василий, — негромко позвала она. — Ты где, паскудник?
В ответ на этот вопрос из-под куста персидской сирени донесся могучий храп.
— Я ж говорила! — обрадовалась Сирена Федоровна и указала Гогейтису на прикорнувшего под кустом мужика. — Вася и прихватил.
Действительно, пресловутые щиты-зеркала валялись неподалеку от пропахшего самогоном тела. Вор даже не удосужился толком их припрятать, просто кинул на них грязную промасленную телогрейку. Гогейтис, брезгливо отшвырнув эту самую телогрейку, немедленно подхватил зеркала и увидел, как в них отражается лиловое небо с призрачно-нежными весенними звездами.
— Пожалуйста, — с максимальной убедительностью в голосе попросил Гогейтис Каринину маму, — покажите мне ваших птиц. Для меня это вопрос жизни и смерти.
Именно так.
Уж полночь близится, а курицы все нет…
— Да ради бога. — Хотя Сирена Федоровна и устала, отказать гостю-иностранцу, да еще такому забавному, почему-то не получалось. — Берите ваши щиты, и пойдем.
Птицеферма превзошла все ожидания Уильяма. Он едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться от счастья. Две с лишним сотни кур! И почти сотня петухов! Их сонное квохтанье! Неповторимый запах помета! Это не только спасение от Удаленных, но и в дальнейшем, в мирном будущем — богатство. Которое станет его, Гогейтиса, законной добычей! Настоящее богатство, легко открывающее Гогейтису усыпанный золотом путь в сонм самых высокочтимых вельмож Тарсийского Ожерелья.
«Женюсь на Карине, — поглаживая сонного цыпленка, размечтался Уильям, — ферма будет наша, разведем еще больше кур, торговать будем, королева дарует нам титул Поставщиков Двора, будет сквозь пальцы смотреть на все коммерческие операции, и вот тогда никакой Континент Мира и Свободы нам не посмеет условий своих диктовать и поддельные птичьи голяшки всучивать вместо достойной пищи!»
Его бессвязные мечты прервала знатная птичница Сирена Федоровна.
— Ну что, посмотрели на наш деревенский курятник? Набрались для театра впечатлений? — зевая, спросила она. — А то ведь пора и домой… Я за полночь спать ложиться не привыкла…
И тут Уильям понял, что необходимо действовать оперативно и решительно. И, возможно, применить магию. Хоть и слабовато у него было с этой вечной противницей точного знания.
— Конечно, идемте, уже действительно поздно, — согласился он, мысленно прочел некое заклинание и при этом пристально посмотрел в глаза Сирене Федоровне.
Глаза знатной птичницы моментально сделались сонными, равнодушными и пустыми, словно стограммовые аптечные пузырьки из-под настойки боярышника, алчно опорожненные неразборчивым пьяницей. Глядела Сирена Федоровна в далекое никуда, словно вышла спросонья в уборную, а в уборной хулиганье-мальчишки дверь заколотили. И надо было просто вернуться в избу, потому что приснился, видать, Сирене Федоровне сон странный, и никакого театрального директора Гогейтиса с нею рядом и не стояло.
— Домой пойду, завтра на работу вставать рано, — пробормотала она себе под нос и сомнамбулической походкой двинулась прочь из своего большого курятника.
А Гогейтис, оставшись один, не стал терять времени понапрасну. Он расставил серебряные щиты точно друг против друга в узком проходе между проволочными клетками, в которых беспокойно кудахтали бесценные куры.
— Все получится, — лихорадочно шептал Уильям, запуская свою Систему Окон. — Все обязательно получится!
Но для подстраховки он помянул-таки девять рун перемещений, Общее Заклинание перехода и старинные нашептывания бабок-колдуний, умевших летать по небу посредством метлы да ночного горшка.
Страхование никогда не бывает лишним. А еще оно бывает обязательным. И Уильям об этом помнил крепко.
Когда население Верхних Затиральников на следующее утро продрало глаза, оказалось, что на месте птицефермы образовался заросший чахлыми незабудками да репейником пустырь. Самой же фермы и ее пернатого населения не было и в помине.
Сирена Федоровна хотела было заикнуться про то, что накануне исчезновения фермы к ней в гости наведался иностранный театральный директор, которому она показывала курочек, но быстро одумалась. Молчание — золото, и в данном случае это наблюдение было абсолютно верно. Тем более что, умываясь утром, Сирена Федоровна обнаружила в мыльнице под куском хозяйственного мыла массивное золотое кольцо с таким крупным бриллиантом, что в него можно было глядеться. Как в зеркало…
Птицеферма села Верхние Затиральники благодаря уму и несомненному таланту Уильяма Магнуса Гогейтиса совершила благополучное перемещение аккурат на ту самую полянку в герцогском лесу, где Карина и создатель Системы Окон впервые увидели гламура и дали ему решительный отпор. Истерическое кудахтанье несушек и нервное, но успокаивающе мужественное кукареканье ведущих петухов-производителей привели в чувство недвижно лежащего на полу фермы Уильяма. К тому же на голову ему взобрался полугодовалый голенастый цыпленок и явно собирался нагадить.
