Оптимисты считают, что космос буквально нашпигован жизнью.
Лично я готов встать на сторону оптимистов и ждать послания из космических глубин. Но вопрос: что мы будем делать с этим сигналом? Допустим, я хочу установить контакт со своим приятелем в Новосибирске. Конечно, с ним можно поговорить по Скайпу. Но для полноценного общения лучше поднакопить денег и купить билет на самолёт. С инопланетной цивилизацией так не получится. На формулу Дрейка накладывается ещё одно ограничение – преодолимость расстояния.
Человек смог долететь только до Луны, проделав путь меньше чем в 400 тысяч километров. Полёт к Марсу мы пока осилить не можем. При этом Проксима b – ближайшая экзопланета, на которой может быть жизнь, – удалена от нас на расстояние в 4,2 световых года, то есть в 10 000 000 раз дальше, чем Марс. И кто сказал, что цивилизация существует именно там? Размер галактики Млечный Путь – 100 тысяч световых лет, и обитаемая планета может оказаться где угодно. А если мы возьмём масштабы всей Вселенной…
Есть подозрение, что наша цивилизация закончится раньше, чем мы сумеем перемещаться на такие расстояния, тем более что государства на нашей планете вкладывают в оружие больше денег, чем в космические программы.
Но инопланетяне нам необходимы, я бы даже сказал, без них наш мир практически невозможен, только надо из области астрономии перенести этот концепт в гуманитарный мир. Недаром в литературе и кинематографе так много внеземных существ.
Зачем они нам нужны? Одна из их основных функций – обеспечивать образ Других, позволяя нам самим стать единой общностью. Это как человек, который в Махачкале будет считаться аварцем, потому что здесь ещё есть даргинцы и кумыки. В Москве он станет дагестанцем (а может, просто лицом кавказской национальности) относительно русских, узбеков и украинцев. Если он поедет за рубеж, то у него велик шанс оказаться «русским» на фоне немцев и американцев.
Осталось лишь найти ту ситуацию, когда можно отказаться от гражданства и национальности, чтобы стать просто землянином. И воображаемые инопланетяне могут нам это обеспечить. Считайте, что это такой мысленный эксперимент, наподобие кота Эрвина Шрёдингера или китайской комнаты Джона Сёрля.
Представьте, что вы каким-то чудесным образом встретились с представителем цивилизации Проксимы b. И у вас есть десять минут на то, чтобы рассказать самое главное. Естественно, вы хотите заслужить уважение пришельца. Но этот проксимянин не знает наших условностей, не понимает ценности военных или футбольных побед. Вряд ли он сумеет понять, что некий полуостров от одной условно выделенной части суши перешёл к другой – не менее условной. Это существо будет судить по самому чистому гамбургскому счёту, его оценка безотносительна. И что вы расскажете ему о землянах вообще и о себе лично?
Этот проксимянин не понимает ценности военных или футбольных побед.
Функцию Другого можно упростить до функции Врага. Тут даже разумные инопланетяне не нужны, достаточно крупного астероида. Любой журналист, пишущий о науке, хоть раз в жизни делал материал об этом кошмарном булыжнике, который вот-вот прилетит из космоса и убьёт всё живое.
Сейчас эта тема изрядно надоела, тем более что вероятность такого столкновения исчисляется тысячными, а то и миллионными долями. Но всё-таки известно больше полутысячи астероидов, которые с ненулевой вероятностью могут грохнуться нам на голову. Этого достаточно для ещё одного мысленного эксперимента.
Психологи очень любят предлагать задание: «Представьте, что вам осталось жить один год. Что вы будете делать? А теперь представьте, что вы умрёте не через год, а всего через месяц…» Я примерно прикидывал свой ответ. Допустим, напишу великую книгу, раздам имущество бедным или совершу что-то ещё социально одобряемое.
Размышления о персональной смерти приводят к нехитрому тезису: «Надо после себя что-то оставить». Эта идея многих заставляла писать картины, сочинять романы, устраивать революции или, на худой конец, приватизировать квартиры.
Мысли о гибели какой-то группы, как правило, идут в другую сторону: «Кто-то за нас отомстит». Но о чём думать, когда речь идёт о тотальной гибели человеческого вида? Оставлять некому, писать не для кого, мстить некому. Тут снова хочется вывести на сцену инопланетный разум. Можно представить себе, как на вымершую Землю опускается корабль. Некие гуманоиды начинают копаться в наших руинах и перечитывать наши архивы. И, посовещавшись, приходят к выводу: «Да, это была великая цивилизация. Жалко, что она погибла!»
Может быть, ради этого и стоит жить?
Открытые вопросы:
• Можно ли сделать решение уравнения Дрейка более точным?
• Если разум в космосе будет найден, то как организовать коммуникацию с ним?
• Какова должна быть вероятность какой-то природной угрозы (хоть астероида, хоть смертельного вируса), чтобы этот образ Врага стал преобладающим над всеми остальными?
• Как будет трансформироваться образ инопланетянина в нашей культуре?
• А может быть, инопланетяне уже давно освоились на Земле, только режим Путина – Трампа скрывает их от народа?
Кот Шрёдингера
О пушистой метафоре для сложной жизни
На букву «к» в этой импровизированной энциклопедии претендовало много слов. Существительное «космос», прилагательное «когнитивный»… Можно было ещё и каких-нибудь не менее значимых глаголов подобрать.
Но служебный долг обязывает писать о коте Шрёдингера, ведь я уже три с лишним года возглавляю журнал, названный в его честь.
«…Можно построить и ситуацию, в которой довольно бурлеска. Некая кошка заперта в стальной камере вместе со следующей адской машиной (которая должна быть защищена от прямого вмешательства кошки): внутри счётчика Гейгера находится крохотное количество радиоактивного вещества, столь небольшое, что в течение часа с равной вероятностью один атом может распасться, а может – нет. Если же это случится, считывающая трубка разряжается и срабатывает реле, спускающее молоток, который разбивает колбу с цианистым водородом…»
Это фрагмент статьи Эрвина Шрёдингера, опубликованной в 1935 году. Дальше там рассказывается о том, что если переносить некоторые законы квантовой механики с частицы на макроскопические объекты, то существо в ящике либо живо, либо мертво, а одновременно и живо, и мертво. Из этого состояния суперпозиции его может вывести только сторонний наблюдатель, который откроет ящик.
Тут важно сделать несколько оговорок.
Во-первых, у Шрёдингера была кошка, а не кот (die Katze).
Во-вторых, нобелевский лауреат по физике Эрвин Шрёдингер никогда не воспринимал этот мысленный эксперимент как нечто очень значимое. Это был лишь небольшой эпизод в споре с коллегами по квантово-физическому цеху. Даже в философских трактатах (а такие у Шрёдингера были) животное в ящике нигде и никак не появляется. По крайней мере, я не нашёл.
