Первый стыд за себя я тоже испытал перед мамой. Стыд за свою бесчеловечность, хотя бы и детскую. За непонимание, за неадекватные реакции на то, чего не понял. Казалось бы, уж в непонимании-то не виноват? Нет, виноват. Плохо старался понять. А если понял «умом», но не сумел применить понимание на деле, в живом общении, – то и подавно виноват».
Это цитаты из докторской диссертации Александра Суворова. Тема работы – «Человечностькак фактор саморазвития личности», а объект исследования – сам автор. Без мамы тут никак. Собственно, на защите докторской я впервые и увидел Суворова. Потом несколько раз приезжал к нему домой брать интервью или просто поболтать. Надеюсь, что заеду ещё не раз.
Когда рассказываешь знакомым о том, что беседовал со слепоглухим профессором, первый же вопрос:
– А как же ты это делал? Он же ничего не видит и не слышит. Как с ним вообще можно разговаривать?
Я не сразу понимаю, о чем идёт речь. Вспоминаю, как мы с Александром Суворовым обсуждали братьев Стругацких, политику Путина и детско-родительские отношения. Только потом соображаю, что технология беседы была чуть иной, чем с обычными людьми.
Мы обсуждали братьев Стругацких, политику Путина и детско-родительские отношения.
Чтобы сказать что-то Суворову, надо выводить буквы пальцем у него на ладони: З-Д-Р-А-В-С-Т-В-У-Й-Т-Е. Х-О-Ч-У С-П-Р-О-С-И-Т-Ь… Я потом на себе проверял такой способ. Очень неудобно. Ощущаешь лишь щекотку, буквы, и тем более слова, разобрать невозможно. А Суворов всё понимает. Не успеваешь дописать вопрос до конца, а он уже одобрительно сжимает твою руку и начинает отвечать. Только просит:
– Вы слишком деликатно нажимаете. Мне так сложнее вас понимать. Не бойтесь!
С Суворовым можно говорить о чём угодно. Человек сделал свою жизнь научным экспериментом и чуть ли не каждый день отчитывается о его результатах. Чего стоит объяснительная записка о возможности самоубийства:
«Это жуткая тема, но она тоже является частью нашей жизни. Соблазн самоубийства наверняка приходится преодолевать всем, ослепшим и оглохшим в зрелом возрасте. Может возникнуть этот соблазн и у слепоглухих с детства, осознавших слепоглухоту как величайшее несчастье. Я тяжело пережил такое осознание в шестнадцать лет, а соблазн самоубийства – при всей величайшей самоотверженности друзей – преодолеваю с двадцати лет.
Очень часто поводом для соблазна самоубийства является отсутствие перевода и сопровождения. Проблема сопровождения у меня в последние годы, в общем, решена. Что касается перевода, то я ПОЧТИ убедил себя: без непереведённой информации можно жить, а что мне знать и вправду необходимо, об этом узнаю так или иначе…»
– Что вас больше обижает: невнимательность или излишняя забота? – спрашиваю я, старательно выводя буквы на руке собеседника.
– И то и другое обижает; всё, что плохо, слишком мало или слишком много. Меня никогда не обижает помощь, но обижает, когда путаются под ногами. Впрочем, к этому я тоже отношусь спокойно, каждый человек имеет право чего-то не уметь, нужно просто научить его. Чтобы определить, нужна ли помощь человеку с физическими недостатками, надо его очень хорошо изучить: что у него получается лучше, вокруг чего сложился круг его основных проблем, а просто встретив на улице – предложить поддержку.
– Вы исходите из того, что любой человек – добрый, отзывчивый по своей природе, а все остальные проявления – это скорее исключение?
– Я исхожу из того, что все люди – эгоисты, поэтому стараюсь, чтобы мои просьбы были как можно менее обременительными. Я тоже эгоист. Если я куда-то иду без сопровождения, то время от времени обращаюсь к прохожим за помощью: перевести, посадить, высадить. Это же минутное дело и, в общем, почти никого не обременит. Я из этого и исходил, учитывая эгоизм скорее, чем альтруизм.
– Скажите, вы верите в Бога?
– Сначала был атеистом, теперь могу назвать себя интересующимся. Нельзя сказать ни того, что я верю в Бога, ни того, что не верю. Меня интересуют эти вопросы. Я готов общаться на эту тему, но не с кем попало, а с очень подкованными специалистами, со священниками, например, или с философами. А с рядовыми прихожанами – боже упаси! Только зря поссоришься.
– Неужели у вас не было соблазна начать молиться, просить у Бога чуда?
– Никогда. Чего я не хотел, так это молиться. К этому у меня даже какое-то отвращение. Я верю верующим, что это их способ общения с Богом, только мне этот способ не подходит. Это нечто потребительское… Бога все время донимают всякого рода просьбами. Я считаю, что у Бога, если Он существует, хватает и других забот, и никогда не стал бы к Нему с этим не стал приставать.
– В какой степени вы – ребёнок?
– Я от скромности не помру – в максимально возможной. Человечество делится на три категории: дети, взрослые и творцы. Творцы отличаются от взрослых тем, что они и в зрелом возрасте сумели остаться детьми, такими же непосредственными и увлекающимися. Ну, себя я, естественно, отношу к творцам. А взрослые – это те, которые забыли, что когда-то были детьми…
P.S.
Вот я сейчас привёл фрагмент из ещё не опубликованного интервью, а меня мучают сомнения – получилось ли создать обещанное «Зеркало», удалось ли показать человека, с которым можно себя сравнивать? Это же страшная драма журналиста – превращать ощущения в слова.
Может, стоит описать комнату Суворова, по совместительству – рабочий кабинет? Сказать, что площадь меньше десяти квадратных метров? Ещё надо бы выделить какую-то деталь обстановки. Какую? Может, стоит обратить внимание на «Капитал» Карла Маркса брайлевским шрифтом, занимающий всю полку? (Суворов пояснил, что сейчас читает более ранние работы бородатого классика.) Или заметить бутылку «Мартини», стоящую перед «Капиталом»? (Как-то под Новый год мы её чуть-чуть использовали по назначению.)
Становится ли от этого человек более понятным? Удалось ли мне показать, что философия Суворова – это современный вариант гуманистического марксизма? А понятно ли читателю, что вермут обозначает отказ от трагического образа и готовность получать от жизни удовольствие, а вовсе не склонность к пьянству, которого нет и в помине?..
Ещё мне кажется, что заголовок у этой главки не самый удачный и не до конца передаёт образ…
Вот так. Пиши и мучайся!
Биография поступков и биография мыслей
О том, что делать, если жизнь кажется слишком скучной
Я завистлив, есть такой смертный грех. Мне кажется, в мире полно людей, чья биография куда ярче и насыщеннее, чем моя. Вот у некоторых учёных жизненный путь такой, хоть снимай остросюжетный фильм, а то и сериал. За примерами далеко ходить не нужно, в буквальном смысле слова. В десяти минутах от нашей редакции находится ГАИШ МГУ. Расшифровывается просто: «Г» – государственный, «А» – астрономический, «И» – институт. Остается «Ш». Эта буква появилась в честь Павла Карловича Штернберга.
