Ничто из этого, конечно, не казалось очевидным для обитателей дома № 23 на Крэнли-Гарденс, буквально ничего не знавшим о замкнутом жильце с чердака. Но его качества были прекрасно известны его коллегам: за восемь лет работы он провел собеседования с сотнями соискателей, где его прямолинейность оказалась как нельзя кстати. Он никогда не увиливал от своих обязанностей – даже наоборот, работал сверхурочно и брал на себя дополнительные обязанности, от которых его менее старательных коллег бросало в дрожь. Похоже, он был практически одержим работой, и некоторые даже задавались вопросом, не пытается ли он заполнить таким образом некую внутреннюю пустоту. Кроме того, недавно он еще и взял на себя дополнительные неоплачиваемые обязанности, связанные с деятельностью в профсоюзе госслужащих, и, казалось, наслаждался этой ответственностью. В любом судебном конфликте против руководства он поддерживал рабочих с пылкостью прирожденного адвоката. Он быстро приобрел репутацию смутьяна, поскольку в своем радении за слабых и обездоленных часто прибегал в судебной полемике к излишней язвительности. Никто не сомневался в его мотивах, только в методах. Он спорил так красноречиво и развернуто, что было почти невозможно что-то ему доказать. Его образованность и способность строго упорядочивать аргументы вызывали восхищение, как и его организаторские таланты. Однако некоторые втайне считали, что он не знает меры: похоже, он не допускал даже возможности компромисса. Позже он назовет себя «монохромным человеком», видящим мир в черно-белом цвете. Славился Деннис Нильсен среди коллег и своим бунтарским, неожиданным и часто весьма забавным чувством юмора.
Никто из коллег не заглядывал к нему в гости на Крэнли-Гарденс. Их попросту не приглашали, а они, в свою очередь, не напрашивались. Дес казался им забавным и умным, но расслабиться рядом с ним не получалось: он не вызывал доверия. Кроме того, он всегда так много говорил о политике и интересах профсоюза, что почти не оставлял места для более личных тем. Так что домой он уходил один. Проходил мимо незнакомцев с первого этажа, поднимался по лестнице к двери на чердак. Обстановка на чердаке выглядела откровенно убого: тесная прихожая прямо перед дверью служила в качестве кухни – возле стены слева стояли плита и раковина. Плита была вся покрыта жиром и копотью, оставшимися от предыдущих жильцов: Нильсен так ее и не почистил. Он никогда не использовал для готовки грязную духовку, только конфорки наверху. Прямо напротив находилась дверь в ванную, где имелось большое квадратное окно, всегда открытое нараспашку. Две двери справа от кухни-прихожей вели в гостиную и спальню. Сам Нильсен жил в спальне: там имелись двухместная кровать, большой телевизор, стереодинамики, несколько плакатов на стенах, растения в горшках и высокая толстая свеча, вся в оплывшем воске. В гостиной стояли два безликих шкафа, ящик в углу и два кресла возле окна. Больше ничего. Ковры покрывали не всю комнату, а лишь небольшую площадку посередине – коричневые, блеклые, с невзрачным узором. Эта комната, похоже, использовалась крайне редко, но обладала одной любопытной особенностью, заметной даже с улицы: окно здесь было всегда открыто. Прохожие часто считали это странным: они не видели курительных палочек, которыми хозяин комнаты время от времени пытался разогнать застоявшийся в ней неопределенный неприятный запах.
В первую неделю февраля 1983 года в доме возникла проблема, сперва коснувшаяся только жильцов, однако последствия ее в итоге разошлись далеко за пределы Крэнли-Гарденс. Первым проблему обнаружил Джим Оллкок, заметивший, что в общем туалете на первом этаже перестал работать слив. Это было в четверг, третьего февраля. Он дважды пытался прочистить засор щелочным раствором, который купил в хозяйственном магазине, но щелочь, залитая в унитаз, с засором не справилась, и сдвинуть его с места палкой тоже никак не получалось. Уровень воды в унитазе поднимался и больше не опускался. Возникла угроза затопления, и на следующий день Джим решил позвонить в «Эллис и Ко».
В пятницу, четвертого февраля, Фиона Бриджес оставила записку, в которой предупреждала Вивьен и Монику не пользоваться унитазом, поскольку на нем могли остаться следы щелочи. Она попыталась воспользоваться соседним туалетом, но заметила: когда в нем смывали, вода в сломанном унитазе поднималась снова. Это было особенно некстати, учитывая, что на выходных к ней должны были приехать погостить родители (а Джиму пришлось бы временно найти другое жилище). В доме, похоже, ни один туалет не работал нормально. Джим позвонил в «Эллис и Ко», где ему дали номер сантехника, Майка Уэлча, который мог быстро приехать и устранить проблему, поскольку он уже бывал в этом доме. В 16:15 Фиона позвонила ему и оставила для него сообщение его жене. Пару часов спустя она столкнулась в коридоре с Десом Нильсеном и спросила его, нет ли у него проблем со смывом в туалете, поскольку у нее случился засор. Он сказал, что никаких проблем у него нет, и поднялся к себе на чердак. Майк Уэлч вернулся домой в 20:30, получил сообщение о вызове в дом № 23 на Крэнли-Гарденс и решил, что займется этим первым же делом в субботу утром. Мисс Бриджес сказали не ждать его до тех пор. В пятницу вечером, решила она, придется как-нибудь обойтись.
Тогда же, в пятницу вечером, у Денниса Нильсена на чердаке возникла проблема другого рода. В одном из его шкафов в гостиной находилось тело молодого человека, которого он встретил восемь дней назад. Нильсен взял большой черный пакет для мусора, разрезал его сбоку, чтобы в него можно было завернуть тело, и разложил его на полу ровно посередине комнаты. Достал из шкафа труп и положил его на пакет лицом вверх. Затем отправился на кухню, взял там длинный нож с коричневой рукояткой, быстро заточил его и вернулся с ножом в гостиную. Встав возле тела на колени, он аккуратно отрезал трупу голову. Пролилось больше крови, чем он ожидал, – она даже запачкала ковер, так что пришлось расстелить еще один пакет таким же образом. Он принес из ванной большую кастрюлю, положил в нее голову, налил туда воды и поставил кастрюлю на плиту. Зажег сразу две конфорки, чтобы кастрюля нагрелась быстрее – не только снизу, но и с боков. В гостиной он передвинул тело с одного разрезанного пакета на другой, а первый подобрал с пола. Немного крови пролилось и на белый коврик в ванной, когда он отнес испачканный пакет туда. Он попытался безуспешно вытереть пятно бумажным полотенцем, потом просто прикрыл их запасным куском коричневого ковра. К тому времени ему уже до смерти надоело всем этим заниматься. Ему захотелось пойти выпить, и он подумал: раз уж впереди целых два выходных, к чему торопиться? Кастрюля на плите яростно вскипела. Он убавил огонь, чтобы голова немного потушилась, позвал Блип и показал ей поводок для прогулки. Собака, разумеется, тут же пришла в восторг. По пути вниз они не столкнулись ни с кем из жильцов.
Вместе с собакой дошли до улицы Масвелл-Хилл-Бродвей. Оставив Блип снаружи, Деннис заглянул в супермаркет «Шепардс», где купил пачку сигарет, бутылку рома «Бакарди» и пару банок «Кока-Колы». Потом неспешно прогулялся с Блип обратно до Крэнли-Гарденс. По пути на чердак он снова никого не встретил. Голова в кастрюле все еще варилась. Нильсен немного послушал музыку (в такие моменты ему нравилась классическая музыка в исполнении симфонического оркестра – она успокаивала и умиротворяла его, а вот любимая попсовая песня, «О, Супермен» Лори Андерсон, слишком уж напоминала сейчас о недавних событиях). Потом он посмотрел телевизор и опустошил три четверти бутылки «Бакарди». В конце этого долгого вечера он выключил огонь под кастрюлей и оставил там голову на ночь. Остальное тело так и лежало в гостиной. Деннис Нильсен отправился спать, уставший и слегка пьяный.
