Пока Стюарт давал показания, Нильсен постоянно передавал торопливые записки своему адвокату Ральфу Хаимсу, который, в свою очередь, показывал их Ивану Лоуренсу. Тот запросил короткий перерыв, чтобы защита могла обсудить дальнейшие инструкции, содержащиеся в этих записках, и суд возобновился полчаса спустя.
Перекрестный допрос Иваном Лоуренсом Дугласа Стюарта показал его ненадежность в качестве свидетеля, по крайней мере в вопросе деталей. Он предположил, что Стюарт выпил тогда больше, чем две пинты, за два с половиной часа в пабе, а значит, был пьянее, чем говорил, и его память о том вечере могла быть не такой отчетливой, как он утверждал. К такому заключению привели три важные ошибки в речи Стюарта. Во-первых, он сказал, что Нильсен представился ему как «Деннис», хотя тот никогда не использовал это имя, во-вторых, Нильсен якобы предложил ему водки, хотя тот никогда не держал ее в доме (он всегда покупал домой только ром), и, в-третьих, на доме якобы висела номерная табличка «195», хотя в действительности это не так. И почему Стюарт рассказал полиции о том, как поцарапал Нильсена, это ведь только поддержало бы версию Нильсена о его нападении на него? Свидетель ответил, что у него попросту не хватило тогда времени продумать свои ответы, плюс, по его словам, «Я как-то не привык к тому, что люди пытаются меня убить». Почему он не убежал, спасая свою жизнь, а остался, чтобы пропустить еще стаканчик? На этот вопрос адекватного ответа не последовало. Лоуренс закончил вопросом о том, продал ли Стюарт свою историю в газеты. Оказалось, что да, так и было. Мистер Крум-Джонсон спросил, в какую именно газету ушла история. Стюарт назвал «Сандей Миррор».
– И, разумеется, газета хотела от вас подробностей, а не смутных воспоминаний, – прокомментировал адвокат Лоуренс и сел на место.
Следующим свидетелем был полицейский констебль, вызванный Стюартом в ночь нападения. Из заметок, сделанных тогда на месте происшествия, стало ясно, что на рану на лице Нильсена ему никто тогда не указал, а сам он ничего такого не заметил. С другой стороны, по его словам, галстука Стюарта на месте действительно не обнаружилось, когда он пришел расследовать происшествие, из чего следовал вывод, что Нильсен успел галстук спрятать.
На следующий день, во вторник, 25 октября, суд выслушал пугающие показания двух молодых людей, которые едва не умерли от руки Нильсена. Показания эти немало поразили присяжных, поскольку обоим свидетелям спас жизнь сам убийца, который мог легко прикончить их, но не стал – в первом случае потому, что остановился, «передумав» в процессе, в другом случае он полагал, что жертва уже мертва. Для стороны обвинения это «передумал» служило явным доказательством того, что обвиняемый прекрасно себя контролировал, действовал по своей воле и играл с чужой жизнью и смертью, как будто только он мог даровать и отнимать их. Для защиты то же любопытное поведение указывало на крайнюю степень психической ненормальности и на состояние, которое психиатры называют «диссоциацией». Но для суда услышанные в тот день истории представляли собой насыщенную личную драму, которую мало кому из нас довелось испытать на себе.
Первым свидетелем был Пол Ноббс, темноволосый молодой человек двадцати одного года. Он был гладко выбрит и хорошо выглядел, но явно нервничал из-за допроса. Стоял он очень далеко и говорил еле слышно. Хотя он являлся свидетелем со стороны обвинения, младший помощник прокурора, похоже, его запугивал: он успел поторопить его с дюжину раз. Судья также велел ему говорить громче. Ноббс, казалось, дождаться не мог, когда же его наконец отпустят.
Пол Ноббс сообщил суду, что встретил Нильсена в пабе «Голден Лайон» во время обеда в ноябре 1981-го, когда был студентом Лондонского университета. Он использовал Нильсена, чтобы избавиться с его помощью от нежелательного внимания мужчины, который пытался его «снять», и ушел с Нильсеном вместе, сперва в «Фойлз», чтобы купить кое-какие книги, затем к нему домой на Крэнли-Гарденс. Дважды за вечер он позвонил оттуда своей матери. Он сказал, что после выпивки отправился в постель, и Нильсен последовал за ним. Они целовались, обнимались и ласкали друг друга, но были слишком пьяны для анального секса, хотя Ноббс попытался войти в Нильсена, но тот попросил его этого не делать, поскольку был все еще «девственником». Затем Ноббс уснул.
Он проснулся примерно в два часа ночи с острой головной болью, пошел выпить стакан воды, посидел немного и вернулся в кровать. Несколько часов спустя он проснулся снова, все еще чувствуя себя больным.
– Я пошел сполоснуть лицо водой и в зеркале над раковиной увидел свое отражение. Лицо покраснело, даже белки глаз пропали из-за кровоизлияния. У меня болело горло, и я чувствовал себя очень плохо.
Нильсен сказал, что он выглядит ужасно, на что тот ответил нечто вроде: «Ох, ну спасибо». Ничего странного в поведении Нильсена он тогда не заметил, напротив, тот казался сочувствующим и обеспокоенным и предположил, что Ноббс, возможно, выпил слишком много рома. Только потом, когда репетитор отправил его в больницу, Ноббс вынужден был признать, что его душили, и догадался, что сделал это Нильсен. Он не хотел сообщать о случившемся в полицию, поскольку не думал, что они уделят его вопросу должное внимание, когда поймут, что он гомосексуален.
Когда Иван Лоуренс встал для перекрестного допроса свидетеля, он по-отечески улыбался и был очень вежлив.
– Я не собираюсь подвергать сомнению то, что вы рассказали, – начал он, – но хотел бы задать вам несколько вопросов, которые могли бы нам помочь.
Целью его первых вопросов было напомнить присяжным о некоторых аспектах из показаний Дугласа Стюарта, не упоминая при этом его имя напрямую. Ноббс подтвердил, что:
1) обвиняемый представился как «Дес», а не «Деннис»;
2) паб «Голден Лайон» слыл известным местом, где гомосексуалы находили себе партнеров. Ноббс сомневался, что кто-то мог не знать о репутации этого паба.
Остаток допроса Ноббса призван был указать присяжным на отсутствие какого-либо мотива для нападения и подготовить их к вероятности психической нестабильности обвиняемого.
– Он не навязывался вам и не преследовал вас?
– Нет. Он оказал мне услугу, притворившись, что мы вместе, и тем самым меня спас.
– Показалось ли вам, что он искренне хотел бы с вами подружиться и провести с вами время?
– Да.
– Он не говорил вам нечто вроде: «Давай, пей, пей быстрее, пей больше»?
– Нет.
– Он не пытался остановить вас, когда вы звонили своей матери, и не пытался контролировать то, что вы ей говорили, например, чтобы вы не называли ей его адрес?
– Нет.
– Он не просил вас ни о каких садистских, мазохистских, насильственных или специфических сексуальных действиях?
– Нет.
– Он не пытался силой заставить вас продолжить заниматься с ним сексом?
– Нет.
Установив, что Ноббс впервые почувствовал головную боль около двух часов ночи, а затем проснулся снова в шесть утра, мистер Лоуренс предположил, что нападение, должно быть, случилось до двух.
