– Да брось, старушка, успокойся. Стивен уже в порядке. С ним все хорошо.
Она легла в изножье кровати, остановившись только для того, чтобы понюхать ногу Стивена. Она знала, что теплого и дружелюбного Стивена больше нет, поэтому проигнорировала его тело. Я повернул его лицо к себе и поцеловал его в лоб.
– Спокойной ночи, Стивен, – сказал я, после чего выключил прикроватную лампу и уснул.
Через несколько часов я проснулся. Меня ждал обычный рабочий день. Стивен успел остыть. Я отнес его в переднюю комнату и положил его на пол под одеяло. Потом я распрямил его тело, поскольку знал, что скоро наступит трупное окоченение.
В постскриптуме Нильсен добавил: «Я понимаю, что люди сочтут мое описание убийства Стивена Синклера ужасающим. И все же именно так все и произошло».
Восемь месяцев спустя он писал уже совершенно в другом тоне:
Лучи солнца проникают сквозь решетку в этот поздний апрельский день. По пустым коридорам тюрьмы разливается звук радио. Это ABBA – «Отдай мне всю свою любовь». Песня уносит меня из тюрьмы обратно в залитый солнцем сад на Мелроуз-авеню. Блип лежит у меня на коленях, в руке я держу высокий бокал с выпивкой, и все хорошо. Я смотрю сквозь французские окна и вижу в квартире тело Мартина Даффи на полу. Здесь, в моей камере, я пытаюсь вернуться в реальность. Мне это удается, но в глазах у меня стоят слезы. Меня как будто током ударило осознание: как же отвратительны с моральной точки зрения все эти убийства! Я убивал тех, кто доверял мне. Тех, кто находился у меня в гостях, под моей защитой, – самое ужасное, что только можно вообразить. В этот момент я думаю: меня должны повесить, утопить и четвертовать за подобные преступления. Эти убийства противоречили всем правилам человечности. Смягчающие обстоятельства не имеют никакого значения на фоне масштаба случившегося. Они полностью мне доверяли, а я предал это священное доверие, когда убил их – внезапно, без всякой на то причины. Ни общество, ни родственники погибших, ни закон – никто из них не сравнится в своей жестокости с болью, которая до самой смерти будет терзать мое сердце. Я сам мысленно осудил себя на смертную казнь. Для меня не может быть никакого искупления. Мне нужны их месть, их ненависть, их наказания, их проклятия и крики, чтобы моя жизнь не превратилась окончательно в кошмар. Я уже переступил за черту дозволенного так далеко, что в глубине своего космоса даже не слышу собственных криков.
После всего, сказанного на этих страницах, абсурдно было бы рассуждать, какой из двух его «голосов» наиболее искренен. Оба отрывка выражают ход мыслей человека, который создал свой собственный ад и затащил в него других, сам не зная, зачем и почему. Именно эти вопросы побудили меня написать данную книгу.
* * *
Слова «мне жаль» вряд ли принесут утешение семьям убитых. Я не доверяю собственной искренности произносить даже их.
Д. Э. Нильсен
Послесловие
Автор: Энтони Сторр, профессор психиатрии в Королевском колледже врачей
К исследованию Брайаном Мастерсом случая Денниса Нильсена мне добавить почти нечего – так хорошо он справился со своей задачей. Серийные убийцы – явление крайне редкое, и Нильсен уникален даже среди них. Брайан Мастерс не только прочитал и переработал практически всю релевантную литературу по серийным убийцам, но и свел близкое знакомство с Нильсеном лично, сумев завоевать доверие этого эмоционально замкнутого, подозрительного человека. А значит, его портрет Нильсена – самый близкий и самый аутентичный из всех имеющихся. Я не думаю, что психиатры смогли бы узнать о Нильсене больше, сколько бы часов ни провели с ним в беседах, или выдать более убедительное объяснение его преступлений, чем сделал это Мастерс в своем непредвзятом и всестороннем рассказе.
В голову мне приходят только два замечания. Во-первых, полагаю, Мастерс мог преуменьшить роль алкоголя в этих преступлениях. Он утверждает, что Нильсен «переоценивает влияние алкоголя на свои преступления, но в то же время недооценивает при этом его символическую важность». Как Мастерс верно здесь указал, алкоголь помогает нам отпускать внутренние тормоза, что является важным фактором в большинстве убийств и других насильственных преступлений. Нильсен действительно может винить алкоголь в убийственных аспектах своей личности, за что на самом деле выпивка ответственности не несет; но я полагаю, что, возможно, он не совершил бы своего самого первого преступления, если бы не был тогда пьян. Стоило ему отключить внутренние предохранители всего один раз, и последующие убийства совершать стало проще. Именно с помощью алкоголя фашистских солдат в нацистских лагерях заставляли участвовать в ужасающих жестокостях, на которые новобранцы сперва смотрели с отвращением.
Вторая моя поправка тесно связана с первой. Одной из главных характеристик Нильсена, которые Мастерс так и не смог понять, был его «отвратительный» способ избавления от трупов. Мастерс пишет: «Именно способность Нильсена не принимать это близко к сердцу, его неуязвимость к виду человеческих останков делают его таким непонятным». Но студенты медицинских вузов еще в самом начале своего обучения быстро привыкают к вскрытию человеческих трупов для практики и позднее уже совершенно невосприимчивы к виду мертвецов, которых они разрезают и вынимают из них внутренние органы, что вначале могло вызывать у них отвращение. Люди гораздо легче привыкают к подобным ужасам и гораздо быстрее учатся мысленно отстраняться от происходящего, чем Брайан Мастерс думает.
