Да замуж отдали!
Сатрап мой свекор-батюшка,
Свекровь – что есть упырь.
А нижу мужа милого –
Сбегла бы в монастырь!
Бежала б тайной тропкою
В широкие поля…
Спаси меня, родимая,
Сухая мать-земля!»
На что земля ответила:
«Ты, баба, не дури!
Коль замужем невесело,
Тогда соху бери!
Войди в избу горящую,
Коня останови!
И сыщешь настоящую
Ты истину в любви!
Ключи от счастья женского –
Тяжелые ключи.
Захочешь быть счастливою –
Так лучше помолчи;
А если сердцу стонется –
Стерпи и не стенай.
Мужицкого достоинства
Ты тем не ущемляй».
– Откуда вы такие песни-то берете, девушки? – поинтересовалась я, сраженная изложенной горестной историей сидящей под дубом девицы.
– А все народные это песни, нарочно к девичнику сочиненные, – вместо растерявшихся девиц ответила мне кошка. Кстати, ты напрасно сидишь как неродная. Девичник – твоя единственная возможность, как говорит ваша молодежь. Оттянуться по полной программе перед замужеством.
– Вау! Ты хочешь сказать, что. пригласила к нам мальчиков-стриптизеров, которые будут выскакивать из торта безе?
– Ничего подобного. У нас не те традиции, – строго ответила кошка. В частности, традиция девичника предполагает, что невеста горько плачет над своей будущей семейной жизнью и убивается по поводу закончившейся свободы-волюшки.
– Не-э, я рыдать не буду. Я лучше выпью. Девчонки, давайте, наливайте и себе и нам с царицей!
Вот тут и начался девичник, обильно политый медовухой и буквально засыпанный леденцами, печатными пряниками и калеными орешками. Через полчаса мы уже все вовсю отплясывали нечто суррогатно-этническое. А Оленька создавала музыкальный фон при помощи частушек:
Мой миленок, как теленок, –
Только веники жевать!
Проводил меня до дому
И не смог поцеловать!
Меня милый не целует,
Говорит; «Потом, потом».
Я иду, а он на печке
Тренируется с котом!
У миленка моего
В доме нету ничего.
Все богатство у миленка –
Сильный интеллект его!
Нынче девки – вот те крест –
Все на ярмарке невест!
Заявляют девки свахам
Эх, решительный протест!
Я гуляла вдоль реки,
Повстречались мужики.
Там теперь со мной гуляют
Эх да целые полки!..
– Руфина, откуда эти девицы знают такие частушки? Твоя работа?
– Конечно, – гордо ответила кошка. Надо же идти в ногу со временем!
Наплясавшись, мы снова угощались .медовухой, потом пили чай, потом… потом, кажется был уже вечер, и мы всей нашей дамской компанией вышли из терема на просторы града Кутежа.
Теплый апрельский воздух обнимал нас, как ласковый любовник, во дворах завистливо лаяли собаки и страстно стонали кошки, – ущербная, но все равно прекрасная луна висела прямо над царскими палатами, рассыпая серебристые отблески по широкой четырехскатной крыше… Где-то далеко, как заявила Руфина – в вишневых садах, запели соловьи. Сказка. Просто сказка.
– Хорошо-то у вас как, – протянула я. Никогда бы не поверила, что в сказке окажусь. Настоящей. Ты знаешь, Руфина, там, в том мире, у нас многие писатели сочиняют фантастические романы по мотивам русских народных сказок…
– Знаю. Я читала, – спокойно сказала Руфина.
– Серьезно?!
– А что мне еще оставалось делать, когда я жила у того писателя? Он, бывало, спать ляжет, а я его рукописями зачитываюсь, потому как бессонница и скучно… «Бессонница, Гомер, тугие паруса…»
– Погоди мне Мандельштама читать! У какого писателя ты жила? Неужели у… – Я, отказываясь верить, произнесла имя, гремящее по всей России.
– Да, у него, – подтвердила кошка ничтоже сумняшеся.
Я чуть не села в куст ежевики.
– Как же ты к нему попала? Он вроде не в Москве живет… В Астрахани, кажется…
– Долго ли мне переместиться из Москвы в Астрахань! А вообще дело было так. Я как-то заскочила в одно издательство (у меня тогда проблемы с кормежкой были), а там мышей – связками носи. Вот я и сидела однажды, мышь караулила за книжным шкафом, и тут вижу, заходит этот самый писатель, веселый такой.
– Повезло тебе, Руфина! Я за всю свою жизнь ни с одним писателем так и не познакомилась. Только с академиками и докторами наук, а они скучны до безобразия…
– Мне дальше рассказывать?
– Конечно!
– В принципе особенно и рассказывать дальше не о чем. Я потом за этим писателем потихоньку увязалась, все про него разузнала, а жалобно мяукать под дверью его квартиры, изображая из себя умирающую и требующую незамедлительного милосердия кошку, было делом несложным, – отмахнулась многомудрая Руфина.
– Ну ты рисковала! А если б он тебя за хвост – и на помойку?!
– Василиса… Он ведь интеллигентный человек. Можно даже сказать, последний ландграф нашего времени. Такие люди всегда дарят розы на память женщинам, с которыми расстаются, и не выкидывают кошек на помойку…
Тут я вспомнила, как нелицеприятно отзывалась Руфина о своих временных хозяевах, и спросила:
– Скажи, а писатель-то… Не требовал он с тебя бассейн и вертолетную площадку? Или персональное казино?
– Нет. Руфина помахала хвостом. Он вообще ничего не требовал, только романы сочинял.
– А почему ж ты от него ушла?
Руфина странно хмыкнула. Помялась, потом сказала:
– Пойми меня правильно, Василиса. Я ведь все-таки женщина, хоть и в кошачьем обличье. А он – такой импозантный мужчина. Плечи, усы, трепетные пальцы… От него так и веет, веет… Тебе не понять, человеческое обоняние феромоны воспринимает слабо. Бродишь, бывало, по квартире и мурлычешь от страсти. А как он умел погладить спинку, почесать за ушком! А те часы, когда он брался меня купать, я никогда не забуду! Вот так-то. Руфина воспламенившаяся было от своих воспоминаний, вдруг сникла и даже как-то потускнела. В общем, мне просто пришлось сбежать, чтобы не страдать от неразделенной любви.
