В тот вечер мне было не по себе. Чувство постоянной тревоги и ожидание чего-то страшного не давало покоя. Леонид еще не вернулся с похорон. Маленький Антоша весь день капризничал. Я где-то слышала, что дети всегда чувствуют беду; может и он почувствовал что-то тем вечером?
Только к полуночи ребенок заснул, а я, наглотавшись успокоительного, присела отдохнуть в кресле. В комнате было очень тихо и мне стало страшно. Внезапно я почувствовала, что кто-то стоит за входной дверью. Прокравшись на цыпочках и дрожа от начавшей колотить меня крупной дрожи, я осторожно заглянула в глазок: сердце у меня на мгновение остановилось, а челюсть затряслась от ужаса – там стоял какой-то человек и смотрел прямо на меня! С трудом сдержав крик, я бросилась к телефону.
Приехавший наряд милиции, ничего особенного на их взгляд не обнаружил. Мол, мало ли кто тут шатается. Крыть мне было нечем.
Весь следующий день я была сама не своя: тревога усилилась и обволокла меня, противно сжимая, словно смирительная рубаха. У Антоши поднялась температура, и прибывший врач определил признаки вирусной инфекции.
К вечеру нервное напряжение достигло предела, а когда не вернулся Леонид, который уже должен был прилететь, у меня начала нарастать настоящая истерика. Я бросилась звонить в Москву. Вдова Бориса рассказала, что муж провел с ними вес день: съездил на кладбище, посидел на поминках, а затем отправился в аэропорт. Билет у него был куплен заранее, и он просил его не провожать.
От отчаяния, я, не дослушав, бросила трубку. Господи что же случилось?! Почему он не позвонил, если задерживался? Я связалась с аэропортом и получила убийственный ответ: его рейс приземлился несколько часов назад! Я не знала, что делать и сил уже не было. Провалявшись в мучительной полудреме остаток ночи, я рано утром встала, чтобы снова пойти в милицию. Но они пришли сами…
Те минуты я плохо помню, потому что все происходило для меня будто под наркозом. Кажется, я открыла дверь, и у меня спросили имя. Я ответила машинально, не задумываясь. Тогда они спросили мой ли муж Леонид Антонович Кравец. Я ответила, что мой и просто спросила: «Что с ним?»
Все оказалось до боли повседневным: в одном из переходов московского метро, обнаружен труп мужчины среднего возраста. Осмотр тела выявил смерть от трех колотых ножевых ранений. При убитом найдены документы на имя гражданина республики Украина Леонида Кравеца. Убийца арестован неподалеку от места преступления – им оказался местный гуляка и алкоголик, постоянно ошивавшийся в переходах. При нем обнаружен окровавленный нож и бумажник убитого. Сам «убийца», после того как оправился от пьяного угара, своей вины отрицать не стал…
Я плакала до боли в глазах, все то время пока старший брат Леонида Юрий, не слетал в Москву на опознание и не доставил тело! Я рыдала, захлебываясь слезами и своими соплями, до хрипоты на похоронах, не видя и не слыша ничего! Я пугала маленького сына своими внезапными обмороками, когда мне становилось дурно от водки! В какой-то момент я находилась на грани жизни и смерти. Лишь помощь друзей в нужный момент, помогла мне выкарабкаться из этой трясины тяжелейшей депрессии.
Осознание того, что нас убирают одного за другим, пришло сразу после того, как я снова смогла встать на ноги. Глупо было надеяться, что нас оставят в покое. Мы все увязли в этом поганом болоте, с того самого дня, как подписали эти треклятые контракты.
Можно было поверить в случайную смерть шведских ребят. Но последующая странная гибель Мажарова, нелепое нападение на моего мужа и внезапное исчезновение Лидии, недвусмысленно констатировали существующую реальность, складываясь в страшный пазл. Я поняла, что все свидетели прошлого, так или иначе, найдут свою погибель: нас всех ждало неминуемое уничтожение!
Наверное, у каждого в жизни бывают моменты, когда мы чувствуем безысходность. Дикую безысходность, от которой хочется кричать и сжимаются пальцы до белены на костяшках. Впервые я задалась вопросом: если людей убирают как мусор, тогда на кого же мы работали? В такой ситуации я оказалась. Обратится в милицию? Бессмысленно. Я хорошо понимала, что за люди на нас охотятся. Даже если бы мне поверили, никто не смог бы доказать связь между «обыденными» смертями моих друзей со смертью мужа. Бежать? С трехлетним ребенком? Без связей, без надежды скрыться, подвергая опасности других людей? Нет…
А между тем я должна была действовать. Во имя памяти мужа и как мать, защищающая свое дитя. Я не знала когда и как противник нанесет свой удар. А ничто не пугает так, как неизвестность, и хотя чужаков за моими дверьми больше не появлялось, я знала, что времени мало.
Я сама все продумала. Никто, даже самые близкие родственники, не должны были догадаться о наших планах.
Я решила стимулировать развивающуюся шизофрению и добиться того, чтобы меня упрятали за стены психиатрической клиники. На фоне внезапной потери мужа, это выглядело естественно, и не должно было вызвать сильных подозрений. Только так я могла оставаться в живых, и отвести угрозу от сына. Я была готова пойти на такое ради сына, в надежде на то, что мои враги рано или поздно оставят меня в покое.
Продумав все до мелочей, я притворила свой план в действие: поздним вечером, я прошла на кухню и открыв полочку для посуды, достала широкий нож для мяса. Затем прошла в спальню к малышу. Сердце готово было разорваться, но я должна была быть сильной и постаралась собраться. Я сделала Антоше два аккуратных надреза, в безопасных для жизни местах на предплечье и сбоку между ребер. Потом размазала кровь так, чтобы ее казалось побольше. Потом я обошла все комнаты, выбивая поочередно в каждой окна стульями. Антоша проснулся, и заплакал. А мне оставалось последнее: не выпуская ножа, я принялась что есть мочи кричать и молотить ногами в стену, пока соседи не вызвали наряд.
Все произошло так, как я ожидала: консилиум специалистов, диагностировал острое душевное расстройство. А поскольку я изо всех сил изображала из себя полоумную, меня отправили на принудительное лечение во вторую «спецклинику». Из разговоров врачей, мне удалось уяснить, что Антошу забрал к себе старший брат мужа, на что я больше всего надеялась. Все получилось.
Но зря я снова понадеялась, что мне удастся отсидеться там до того момента, когда мы с сыном сможем почувствовать себя в безопасности. То, что я посчитала реальной возможностью выбраться из силков безысходности, обернулось самым долгим кошмаром в моей жизни.
Лучшие свои годы я провела в этой лечебнице! Первое время они следили за мной: раз в месяц появлялся этот худощавый тип с крысиной ухмылкой. Он подолгу беседовал с врачами, а однажды неожиданно зашел в мою палату, когда я была одна, и стал шепотом задавать вопросы. Я строила из себя дурочку, притворяясь впавшей в апатию тихоней, а он все пристальнее разглядывал меня, стараясь уловить малейшую фальшь. Это было что-то вроде контрольной проверки, больше я никогда не видела этого человека, но отныне всегда была настороже. Я никому не доверяла, и за долгие годы настолько вжилась в образ, что ни разу себя не выдала.
Однажды на прогулке я случайно услышала разговор двух моих соседок. Они говорили тихо, с опаской поглядывая на меня, и до меня вдруг донеслось: «мужеубийца». Видел ли бог, какое твориться зло, я не знаю?! Ведь они придумали для меня хорошую легенду: мерзавка застала мужа в ванной с любовницей и забила обоих кухонным ножом, покалечив заодно и собственного сына!
