Солнце вылезло из-за деревьев, они все шли, Орнели была молчалива и сосредоточена, и Бенька с Алёхой тоже молчали. Алёха все никак не мог выкинуть из головы кости, а о чем думал Бенька, ему было не очень и интересно.
Потом Орнели остановилась.
– Здесь, – сказала она очень тихо. – Давайте оставим тут лошадей.
Привязывать лошадей не стали, только Орнели руками помахала вокруг их ног. И мерин, и конь Орнели сразу нашли себе что пожрать, и Алёху они меньше всего волновали. Они в логове колдуна! И сейчас, если он сразу не обратит их в крыс или не сожрёт, вполне вероятно, что Алёха окажется прав. И нет в этом Онарише ничего опасного.
Идти «во Мрак», как выразилась Орнели, пришлось ещё с полчаса. Хотя никаких внешних отличий «Мрака» от всего остального не было. Такой же лес, такие же деревья, такие же кусты и непонятные мягкие травы. Полянка и дом появились неожиданно, будто из-под земли выпрыгнули, и все застыли, глядя вперёд.
Посмотреть, конечно, было на что… И сложно сказать, как нашли это место те, кто успел побывать здесь раньше, но что порезвились они от души – сомнений не возникало. Сломанный забор, разбитые горшки, какие-то тряпки болтались на деревце – белье, наверное, сохло. Опрокинут столик, забор почти повален, везде какая-то сушёная трава валяется и нет никого.
– Как же так? – потерянно спросил Бенька. – Онариш? – негромко позвал он. – Онариш, я… я от барона Ставиша. Со мной его дочь и мой слуга!
Тишина.
Орнели, сделав знак оставаться на месте, подошла ближе к дому, отважилась заглянуть внутрь. Даже взошла на крылечко, хотя могла бы и через окно посмотреть, повернулась, покачала головой.
– Его здесь нет.
Выходит, все это зря, сокрушённо подумал Алёха. Опять кубик выдал не те очки, опять они вернулись в начало поля. Печально…
Послышался какой-то странный звук – не то скрип, не то клёкот, и на остатки забора уселась птичка. Небольшая, с красивыми яркими крылышками. Алёха посмотрел на неё, она – на Алёху.
– Может быть, Онариш… Что-то сделал, – предположил Бенька. – И тогда его как колдуна…
– Что? – спросил Алёха, а Орнели печально усмехнулась:
– Ничего. Сожгли.
Глава двадцать первая
Птичка – где-то Алёха подобную видел, точно видел! – вдруг взмахнула крыльями и будто захохотала, раскатисто и очень громко. Алёха от неожиданности аж подпрыгнул: ничего себе тут птички поют! Вот так услышишь спросонья – заикаться будешь потом всю жизнь. Бенька вздрогнул, а Орнели неприязненно на птицу покосилась.
– И что теперь делать? – то ли спросила, то ли проговорила Орнели задумчиво и чуть-чуть растерянно. Впрочем, Алёхе показалось, что она испытала нечто вроде облегчения.
Птица перестала хохотать и запрыгала по забору – туда-сюда, искоса глядя на людей тёмным блестящим глазом.
– Не знаю, – убито отозвался Бенька. – Я думал, Онариш поможет… А если его сожгли…
– Прямо тут? – раздался высокий и хриплый голос. Алёха нервно заозирался, однако никого, кроме Орнели и Беньки, не обнаружил. А голос продолжил: – И пепел с собой забрали?
Птица говорящая? Алёха тупо заморгал. Или системный блок глюков слегка перегрелся?
– Ты его спутник! – воскликнула Орнели и вытянула руку, словно защищаясь. – Так это ты ночью Мраком летал!
Птица перепорхнула с забора на её запястье и, перебежав к ней на плечо, буквально гаркнула Орнели в ухо:
– Умница!
Не сказать, чтобы Орнели это обрадовало, скорее наоборот. Но, по крайней мере, не удивило.
– Не кричи так громко, пожалуйста, – она сморщила нос. – Мы все хорошо слышим. Расскажи лучше, что здесь произошло.
– Сама-то как думаешь? – поинтересовалась птица и перелетела на плечо Беньки. – Ой, кто тут! – деланно изумилась она, смешно взмахнув крыльями.
– Никто, – сказал Бенька, насупившись и отворачиваясь от птицы.
Да ведь это же он от меня прячется, сообразил Алёха. Ему стало ужасно обидно: разве он не доказал Беньке, что ему можно доверять? Ну и пожалуйста, решил он, сжимая задрожавшие от обиды губы. Да он тогда вообще…
Алёха с шумом втянул воздух и, демонстративно отвернувшись, пошёл было обратно, к лошадям, когда что-то сперва вцепилось ему в волосы, а затем больно и остро тюкнуло прямо в макушку.
– Куда направился, служе?
– Отцепись, – буркнул Алёха, попытавшись сбить дурную птицу с головы.
– Правда, куда ты? – обреченно спросил Бенька.
– Мешать не хочу, – пробурчал Алёха, всё ещё безуспешно стараясь отодрать птицу от волос.
– Ты не мешаешь, – очень удивился Бенька, и это прозвучало так искренне, что Алёха остановился.
– Осторожней с сорокой, – предупредила Орнели. На лице ее была написана досада.
Ага, значит, это сорока. Ну, будем знать, мрачно подумал Алёха.
– Да, – немедленно подтвердила птица. – Осторожней со мной. У тебя руки грязные, – сообщила она. – А тут мыться негде.
Орнели фыркнула, Бенька так просто рассмеялся, а Алёха… Алёхе вдруг стало легко-легко. Он тоже улыбнулся и, оставив птицу в покое, повернулся и посмотрел на хохочущего Беньку. И чего он, правда, завёлся? Это всё потому, что он устал и голодный, решил Алёха. И замёрз. И вообще, непонятно, что теперь делать.
Сорока, ещё немного потоптавшись по его голове, перелетела обратно на забор и запрыгала по нему.
– Скажи, – обратилась к ней Орнели, – ты видела, что тут произошло?
Вот она сороке точно не доверяла. Алёха сказал бы, что сейчас принял сторону Орнели. Мрак там или нет, но говорящие птицы ни к чему хорошему не приводят. Потому что в его мире после такого обычно доктор принимает какие-то меры… по изоляции пациента от общества. На всякий случай.
– Не слепая же, – проворчала сорока, склоняя голову набок и глядя на Орнели – Алёха мог бы поклясться – с несвойственным птицам ехидством.
– Расскажешь нам? – попросила Орнели, ничуть не обидевшись. Ну, тут Алёха её понимал: кто обижается на сорок? Пусть даже и говорящих? – Что случилось с Онаришем?
– Стража увезла, – сердито отозвалась сорока.
– То есть он жив? – оживлённо воскликнула Орнели.
– Пока да, – если бы птицы могли хмуриться, Алёха сказал бы, что сорока именно это и сделала.
– Они не могут, – вдруг уверенно сказал Бенька.
– Могут, – хрипло проговорила сорока. – Они ему руки сырым железом спутали, – словно бы нехотя сообщила она, нахохлившись.
– Всё равно не могут, – упрямо возразил Бенька.
– Это может только король, – очень тихо объяснила Орнели, и Бенька кивнул.
