– А Орнели?
– А она не ест. Но хоть не спорит, что девка, а не парень, – съехидничала сорока.
– Скажи, здесь что… – «Крепостное право»? Не пойдёт. – Как они собрались продавать Бенарда в певчие? Он же вольный.
– Тем, кто певчих приводит, хорошие барыши в награду дают, – сказала сорока и покосилась на Алёху с подозрением. – А чьи-то души, конечно, продать можно, только если поймают, то сотня плетей.
– Сотня? – переспросил Алёха. – Разве это переживёшь?
– Если палач захочет, то можно и пережить, – хихикнула сорока. – А если не захочет – сам понимаешь. А вот если вольного попытаться продать как чужую душу, то пятьсот плетей, и вот тут уже от палача ничего не зависит…
«А я, интересно, какой? – подумал Алёха. – С другой стороны, ведь Бенька мне как бы предложил работу сменить. Значит, вольный?»
– А за лошадь?
– За лошадь две сотни плетей. И поэтому завтра на ярмарке стража будет лютовать. Что я тебе говорила – главное: успеть?
Нет, вот что за чертовщина: какая-то птица теперь как гейм-мастер? Это вообще откуда, Алёха в такое в жизни играть не любил.
– Ты про то, что мы должны к королю попасть, пока стража ловить всех на ярмарке будет! – опешил он. – И барон. Он тоже хочет успеть. Так, нет?
Если бы это была не птица, а человек, Алёха голову дал был на отсечение – она улыбнулась. Но, во-первых, голова ему была нужна самому, во-вторых, пусть делает что угодно, у него сейчас другая задача. И потому он, чувствуя себя крайне неловко – советуется с птицами, хотя некоторые вон с инопланетянами говорят, – изложил сороке план освобождения Беньки и Орнели.
– Хе-хе-хе, – закряхтела сорока. – И кем ты притвориться собрался?
– Вот у тебя и хочу спросить. Прасликами? Этими, как их, которые зайцы бешеные. Нет? Кто тут есть?
– Упырём притворись, – подумав, сказала сорока. – Вот тогда они точно бросят пленников, а может, и лошадей. Только темноты надо дождаться. А Бенарда и девицу я слетаю, тихонько предупрежу.
– Договорились, – кивнул Алёха и ощутил гордость. В первый раз в жизни, наверное. Даже когда в институт поступил, такого чувства он не испытывал – вон, таких гордых ещё человек пятьсот. А такое… когда он придумал план и даже практически воплотил его в жизнь…
И неважно, что план немного шаткий, все равно других вариантов им не найти. Дождаться темноты, развязать верёвки и…
– Погоди, – холодея, прервал Алёха собственные измышления, хотя сорока молчала и сосредоточенно копалась в земле. – Упыри. Тут что, водятся упыри?
Глава двадцать четвертая
– Ну, водятся, – весело сообщила сорока. – Эти двое, наверное, просто не знают, а то лыра с два сюда сунулись, да и тебя бы не привязали.
– Как о таком можно не знать? – Алёха едва не заорал, сдержался лишь потому, что сообразил – их могут услышать. – Они же, наверное, и на скот нападают?
– Так местные сюда никогда и не ходят. Ты местами умный, а местами дурной.
– А как они выглядят?
С этого надо было начать, потому что опасность лучше распознать сильно заранее. Неважно, что удрать от неё не получится, хотя вот разбойники же должны попытаться, но сидеть куском мяса и ждать…
Почему здесь, как в Австралии, всё хочет его убить?
– Никак не выглядят, дурень, потому и говорю – прикинься упырём!
Больше всего на свете Алёхе захотелось прикинуться ветошью. Прямо сейчас. Упасть и не отсвечивать, и тихо ползти до конца леса, притворяясь по возможности трупом. Но Бенька! Бенька и Орнели. И дело даже не в том, что… ничего им, конечно, эти двое не сделают.
– Как думаешь, они тут и заночуют? – спросил он.
– Хотели бы добраться куда – так шли бы, а не сидели.
– А куда они денут Беньку и Орнели?
– В кибитке своей свяжут и бросят.
– Жрать хочется, – признался Алёха. – Хорошо бы перед всем этим пожрать.
– Могу червей наловить, – на полном серьёзе предложила сорока. – Или жуков. На большее не рассчитывай…
Обижаться было бессмысленно. Птица хотела как лучше, ей все разносолы – вон, летай да лови. Алёха ещё раз оценил ситуацию: еды нет, денег нет, ножа нет, вообще ничего нет. Перспектива – закачаешься.
Сорока чем-то шуршала в кустах, Лух и Карух вдали хохотали, потом донёсся голос то ли Беньки, то ли Орнели, но вроде бы все было спокойно. Сорока снова свалила поближе к месту событий, Алёха, сглотнув слюну, через какое-то время тоже стал потихоньку подкрадываться.
Темнело. Не сказать, чтобы сильно, но уже обозначился вечер, стало холодно – на голодный желудок неудивительно. Алёха старался идти как можно тише, но скоро понял, что можно не опасаться: братья веселились от души – похоже, рассказывали какие-то байки, и даже Бенька, кажется, смеялся. Орнели то ли не развязали, то ли она решила молчать, во всяком случае, её голос Алёха не слышал. Сначала Алёха зашел неудачно – прямо к лошадям: вот мерин, жрёт, как всегда, вот конь Орнели, два каких-то здоровых кабана, в смысле коня, наверное, Луха и Каруха, и жеребёнок. Тоже краденый, к гадалке не ходи.
К большому Алёхиному облегчению, сёдла на лошадях были, а сами они стояли себе, кемарили, неподалёку торчала кривая кибитка – два колеса, покосившаяся крыша: четыре палки и тент. Лух и Карух сидели возле костра, напротив них – Бенька. Алёхе в этой позиции видно не было ни черта, и пришлось поползать в поисках места получше.
Бенька связан – но только ноги, руки свободны, чего-то ест, улыбается даже. Непохоже, чтобы он был напуган или ему угрожали. Орнели же – Алёха сначала её не заметил – насупилась и старательно отворачивалась от костра. За девчонку её точно принять теперь не могли, значит, просто выпендривалась. Связана она или нет, Алёха не понял, но решил, что если оставили связанным Беньку, то ей точно не сделали исключения.
Но хорошо было одно: даже если Лух и Карух кинутся удирать, всех лошадей они забрать не смогут. Только своих. И кибитку, конечно, они не возьмут.
Лух встал. Алёха от страха чуть не хлопнулся в обморок, но оказалось, что Лух направился совершенно в другую сторону. Потом, спустя минут пятнадцать, туда же сходил и Карух, а затем они указали пленникам на кибитку и стали укладываться спать.
«Рано, – подумал Алёха, – но им, наверное, ещё до рассвета встать надо». А на лес только-только начинала набегать ночная тьма. И изображать упыря тоже было пока рановато, и где там эта сорока? Предупредила она Беньку или ещё нет?
Алёха старательно прикидывал, как он будет гонять разбойников. Выскочить можно прямо отсюда… Эх, скверно, Лух, кажется, собрался дежурить. Ну да, а то вдруг пленники убегут. Праслики эти, опять же. Но если он будет сидеть на месте, то может и задремать, у него ведь ни книги, ни смартфона. ни планшета нет. Беньку и Орнели отволокли в кибитку, и на Алёхино счастье Карух улёгся рядом на какую-то дерюгу. И как ему не холодно вообще?
