Нож выпал из её руки, она провела пальцами по горлу. Да, ей явно не по себе.
Тень метнулась по кабинету, огромная, будто птица. Королева кашлянула, задохнулась, из глаз её брызнули слезы.
– Карш, кликни врача, – холодно распорядился Бенька, и Орнели скользнула в дверь, на секунду тени сменились – полоска света из соседней комнаты исказила их, донеслись встревоженные голоса. Алёха вскочил тоже.
– Я… – прохрипела королева. Алёха перевёл взгляд на Беньку: тот смотрел на неё пристально, будто чего-то ждал. – Все… видящая Мать…
Она вдруг резко согнулась, зайдясь в громком крике. В комнату вбежал церемониймейстер, за ним высокий полный мужчина в ярко-красном плаще – он бросился к королеве, наклонился, заглянул ей в глаза. В дверях толпились люди, но не кричали, а взволнованно перешёптывались.
– Крол, – обронил мужчина в красном плаще и с усилием поднял голову королевы. Из её рта вытекала вязкой струйкой зелёная слюна, и выглядело это пугающе-отвратительно.
Кажется, королева была уже мертва. Алёха растерянно смотрел то на врача, то на Беньку, потом отыскал у двери Орнели. Многие дамы плакали, и Алёху не удивило, что по щекам Орнели текут слезы.
Бенька поднялся. Врач тут же выпустил королеву, и её тело не удержалось, рухнуло на пол с глухим стуком.
Бенька повернулся к церемониймейстеру:
– Барон Увиул, кто те два слуги, что подавали нам ужин? Немедленно схватить их и отправить в тюрьму. – У тощего барона отвисла челюсть, а Бенька царственно указал на лежащий на стороне королевы нож. – Она приказала отравить его соком крола, мой дарованный слуга по моему приказу подменил ножи во время молитвы.
Да, обалдел Алёха, вот так? Ну да, он как придурок закрыл глаза, как и сама королева. Бенька и Орнели все сделали без него.
Никто ничего не сказал, только барон Увиул махнул кому-то рукой – и сразу же дробно застучали сапоги, – потом выпрямился.
– Королева умерла, – торжественно объявил он и затем поклонился Беньке: – Да здравствует король!
– Да здравствует король! – подхватила толпа. – Да здравствует король!
Бенька кивнул, Алёха стоял как пришибленный. Церемониймейстер жестом велел собрать еду со стола. Отравленный нож со всеми предосторожностями – замотав в какие-то сияющие бирюзой магические ленты, возникшие из ниоткуда – забрал королевский врач. Толпа исчезла в дверях, последних двух человек церемониймейстер заставил забрать тело королевы.
Дверь закрылась, у порога осталась стоять поникшая Орнели.
– Я убила её, – выдохнула она.
Тени вновь заметались – огромной птицей, а потом Алёха как сквозь пелену увидел, что тень обернулась сорокой, села на опустевший стол, пробежалась по нему и заметила:
– Ну, видите, я говорила, что примерно так все и должно было быть.
Глава тридцать вторая
– Я убила её, – потерянно повторила Орнели. – Я убила, и Мать теперь лишит меня дара.
– Да ну? – восхитилась сорока. – А мне кажется, Мать справедлива. Мне низко сидеть, подай пару книг.
Орнели послушалась, может, от шока, может, у сороки был дар убеждения, но, все ещё плача, она повела рукой, и книги, убранные не так давно слугами, вернулись на место в углу стола, и довольная сорока тут же на них запрыгнула.
– Вот так, – хихикнула она, – колдовство. Или дар, назови как желаешь. Я говорила тебе – обрати во благо. Вот оно, благо, – сорока повернулась к Беньке, – живой и здоровый король.
– Я сам приказал, – ухмыльнулся Бенька. – Ты говорила ведь, что мы приехали сюда для того, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть и попить…
И он это понял едва ли не раньше, чем сам Алёха. Вот это был провал так провал!
– Ты будешь мудрым и великим королём, – сказала сорока вдруг очень серьёзно и – Алёха готов был поклясться – совсем иным голосом. – Жаль, что мне не придётся увидеть… – И тут же снова перешла на свой привычный каркающий, издевательский тон: – Князь и барон в безопасности, чему ты, наверное, будешь рад, хотя я на твоём месте все же велела выпустить их из тюрьмы. А вот Тобеш – тот пить горазд, и долго же мне пришлось торчать с ним в трактире, пока его пьяного не отнесли в каменную комнату, кому надо, чтобы пиромаг с нетрезвых глаз устроил пожар… Что же до Матиша, то…
– Матиш предатель, – объявил Бенька хмуро. – Мы это уже сами поняли. Точнее, Алох понял.
– Это хорошо, хорошо, – проговорила быстро сорока. – Он молодец, этот Алох, да… Да, рыцарь Матиш предал ваше величество. Ваше величество ему теперь судья.
С Матишем Алёха не оплошал, но рад этому не был. Допустим, он вычислил, кто предатель, но единственный ли? Последний ли? Нет, для Беньки все еще только начнется. И хорошо, если князь и барон решат, что должны оставаться с ним до конца...
– А как же Онариш? – тихо спросила Орнели, подойдя ближе. – Он так и будет сидеть в тюрьме? Он ведь… колдун?
– Ты видела его? – ещё больше нахмурился Бенька.
– С Онаришем сложно, – сорока спрыгнула с книг, прошлась по столу, подошла к тому месту, где лежал нож королевы. И… Нет, Алёха сначала не поверил глазам, но как было ему не поверить, когда это место вспыхнуло бирюзовым огнем, такого же точно цвета, как ленты королевского мага, а сорока лишь усмехнулась. – Я не могла видеть Онариша, потому что он никогда не сидел в тюрьме.
– Но его же арестовали? – уточнил Алёха, довольный, что хоть сейчас смог вставить хоть слово. Потому что рыцарь, конечно, рыцарем, но героем он точно сегодня не был. Бенька – да, Орнели – да, но…
– Морок, – коротко сказала сорока. – Впрочем, до первой четверти месяца он ещё доживёт. Так что, ваше величество, не вздумайте его отпускать. Много воли мороку без железа давать не стоит.
Алёха не понял, что именно она имела в виду, но Бенька с готовностью кивнул, а Орнели, будто и не ревела пять минут назад из-за смерти вероломной королевы, скривилась, как и всегда. «Горбатого могила исправит», – вспомнил Алёха ещё одну присказку бабушки Иды. Все же не видать Орнели обители, ох, не видать.
– Но князь и барон, ваше величество, не заслужили того, чтобы ещё одну ночь провести в застенках, – продолжала сорока, глядя на Беньку с прищуром. – И там, кажется, кричат во дворе?
Алёха прислушался. Да, было похоже. Но кричали восторженно, явно не собираясь бунтовать или свергать Беньку. Смерть королевы то ли не была неожиданностью, то ли всех более чем устроила. Но Алёху это не удивляло: про налоги он помнил, а что может больше бесить народ, чем обнаглевшая власть?
– Люди требует короля, – пояснила сорока. – Выйдите к ним, призовите на их головы милость Всевидящих. Пошлите за князем и за бароном. А ты, – обернулась она к Орнели, – покайся перед отцом.
– За что это? – вскинулась Орнели.
