— С анцыбалом? — донеслось до меня. — Для трупа ты отлично сохранился.
— Ага. Плевая же задачка, — как можно более спокойно отмахнулся я. Зацепило! Знаю тебя, паршивец. — На куски — бах!
— Ерунда, анцыбал твои косточки должен жевать в болоте, — заволновался Кир-Хой, задергал носом. — Ты несешь ерунду. Что значит — добивать?
— А, — протянул я и увидел, как Леона восторженно зажала Аньке рот. — Ну, то и значит… Но ты отошел от дел. Пошли, ребята.
— Стой. А круст? — он буквально подобрался, а рука поползла за пазуху, где — я знал это точно — хранился мешочек с костями. Каждая из них обещала быструю или не очень смерть. Это чтобы воображение не насиловать, а просто выбрать из мешочка. А тут оказывается, что анцыбал не приговор, круст не приговор. Вдруг и от дракона не умирают?! Непорядок!
— Какая тебе разница? — подала голос Леона. — Бывай. Всего тебе недоброго, да пребудет с тобой покой. Вечный.
Она выволокла Аньку за дверь, потом вышел я и дверь закрыл. Тотчас за ней заскреблись. Мы молчали.
— Анцыбала убить нельзя, — яростно зашептал Кир-Хой в замочную скважину. А наружу высовывать длинный нос не стал. Ну так я не гордый, я подожду.
Мы молчали не так чтобы долго. Он не выдержал уже на третьей минуте.
— Нет, вы что, серьезно? Вы там умерли что ли? Я не разрешал! Расскажи!
Я продолжал молчать и не двигаться. За дверью что-то зазвенело. Кар-Хой топал, сопел и даже поскуливал, но сдался:
— Я не могу так сразу. Мне надо собраться. Кости кинуть. Неудачный же день сегодня! Я с левой ноги встал, а это верный признак, что идти никуда нельзя.
Что-то грохнуло. Кажется, Кир-Хой бился головой об стенку.
— Завещание переписать надо. Проклятую куклу подбросить под дверь соседей. Проверить погодные условия, вдруг гроза и в меня молния попадет.
Опять грохнуло.
— Три дня дайте.
— У нас есть три дня? — спросила Лкаш у Леоны.
— У нас и трех часов нету, — ответила та, открыла дверь, на пару секунд пропала и выволокла Кир-Хоя, уже с мечом и одетого в подобие кольчуги, но все еще в домашние штаны. Он даже не вырывался — знал, что бесполезняк.
— Не надо меня так тащить, — предупредил он. — Оштрафуют же. И лапку скелета на дверь не повесили! Ограбят же! И это, у меня там еще…
— Потом доешь, если выживем, — сурово сказала Леона, закрывая дверь, и мы отправились в обратный путь — к Хлюдовику и бронетелеге.
Глава тридцатая
Да, про хлыща-то я в азарте забыл, а напрасно.
Обратно мы шли парочками. Леона с Анькой в обнимку, потому что тот постоянно порывался куда-то навостриться и нас нагреть на штраф. Лкаш с Сусой — орчиха что-то увлеченно вещала, я надеялся, что не про «Книгу о вкусной и здоровой пище орков». Ну и мы с Кир-Хоем, плечом к плечу, как близнецы-братья. Сам нарвался, в смысле — я. Пришлось и про анцыбала, и про круста, и про Аньку рассказывать. Я уже спекся где-то на середине пути, язык устал шевелиться. А еще нас штрафанули. Что было хорошо, по мнению Кир-Хоя, но в принципе ожидаемо — для нас. Потому что штрафанули именно Кир-Хоя аж на пятнадцать ультов за домашние штаны, кольчугу и меч, а мы тут как бы и ни при чем. Я даже отошел в сторону на шаг и сделал вид, что никого не знаю.
— Что-то мало, мало штрафов, — тревожно сказал Кир-Хой, рассматривая квитанцию. — Это заговор? Или совпадение?
Потом Леона на секунду ослабила бдительность, и Анька рванул через дорогу. Я так и не понял, что он там увидел, потому что еле успел его поймать до того, как он окончил свою жизнь под копытами.
— А я предупреждал! Вот, другое дело! — изрек довольный Кир-Хой. Леона, скрипя зубами, заплатила еще десять ультов в казну за нарушение несовершеннолетним правил движения и семьдесят — за недосмотр за ребенком.
Стража немного поспорила, кого именно из них штрафовать, но вариантов у них было немного. Сусу признали — правда, по гербу на плаще, а всем было известно, что принцесса пока что бездетная. Лкаш мало тянула на Анькину мать, от орков родятся только орки. Оставалась Леона.
— Почему они с тебя не взяли штраф? — удивилась Суса и ткнула в Кир-Хоя пальцем. — Ты же человек? Ну, то есть Леона его матерью быть никак не может, да?
Анька что-то вякнул, Леона тотчас зажала ему рот.
— Потому что женщина обязана за детьми присматривать, ваше высочество, — насупился Кир-Хой. — Иначе непорядок. Небо рухнет на землю, а моря зальют сушу, а суша растрескается…
— Я здесь инкогнито, так что просто Сусанна, — гордо объявила Суса. Мне показалось, что такой шовинизм ей пришелся не по душе. — Я с Димиэлем.
— Тогда почему на тебе плащ с гербом? — спросил Кир-Хой, напрочь проигнорировав то, что Суса со мной, а также то, что она любовно жамкнула меня за ляжку. В кои-то веки сказал что-то умное, значит, не зря мы его с собой потащили.
— Так ведь у меня другого нет, — растерялась Суса, а я подумал — да, действительно, надо бы ей что-то менее приметное подобрать. Иначе и дракон на Хлюдовика может не клюнуть.
Планами я поделился со своей командой, мы зашли в магазинчик, где приветливая юная орчиха — ну как юная, лет сто пятьдесят — подобрала Сусе очаровательный розовый плащик. Всего за двадцать ультов, а Кир-Хою пришлось купить штаны.
Когда мы вышли из Бурбурга, я почувствовал, что мне стало легче дышать. А вот Кир-Хой, напротив, весь как-то скукожился.
— Не люблю я это, — сказал он и ткнул пальцем в раскидистые деревья, которые окружали некое подобие паркинга. — Все торчит, растет куда-то. Непорядок, не по линеечке!
— Красиво же, — возразила Суса. — У нас во дворце тоже сад. Птички поют. Мотыльки летают.
Кир-Хой покосился на нее, скривился от отвращения и ничего не ответил. Пользуясь тем, что он ненадолго заткнулся, мы потащили его в самый конец «парковки», куда загнали Хлюдовика на карете и лошадей, а также шекурку Лкаш. Из-за нее нас и определили подальше от остальных.
— Лкаш, — застонал Кир-Хой, — опять ты на этой твари. Мы все провоняем. Я уже провонял. Я говорил, что это все хорошо не кончится. Рой мух и других отвратительных созданий будет преследовать нас днями и ночами, днями и ночами…
— А что-й тебе? — обиделась Лкаш. — Хорошая тваринка. Жрет, опять же, сама, никаких забот. Ты ее, милок, не нюхай.
— Вот тебе легко говорить!
Они бы препирались еще долго, и дело было не в том, что Кир-Хой шекурку никогда в своей жизни не нюхал. Собственно, ему было плевать, главное — найти повод поныть. Не шекурка, так еда, не еда — так постель, не постель — так очередной конец света. Пока Кир-Хой распинался и гремел костями — теми, которые у него за пазухой, — на свет выполз Хлюдовик.
Надо же, даже ожил, глазки заблестели, ну да, увидел Лкаш и нового мужика и решил, что опасность миновала.
