Запах пыли и гипсокартона смешивался со знакомыми ароматами дома – лосьон Теи, лавандовые свечи, которые она любила, маркеры и краски от детских поделок. И еще чуть-чуть пахло собакой.
Войдя в дом после того, как Баттер обошел двор в поисках идеального места, Гевин услышал, как в ванной наверху набирается вода. Он взбежал по лестнице и постучал в закрытую дверь.
– Тебе помочь? – спросил он.
Тея ответила «нет».
Стоя у закрытой двери, он снова почувствовал себя гостем. Он посмотрел направо, в сторону главной спальни. Их спальни. Гевин подошел и остановился в дверном проеме. Этим утром Тея не застелила постель. От вида смятых простыней его пронзило чувство сожаления, а в животе заныло, будто он получил удар ниже пояса. Последний раз он спал в их постели той ночью. Самой удивительной в его жизни, за которой почти сразу настали тяжелые времена.
– Что ты здесь делаешь? – раздался позади голос Теи.
Гевин обернулся. Он не слышал, как открылась дверь ванной, его дочери стояли в коридоре, закутанные в одинаковые полотенца.
– Ничего, – сказал он. – Просто… помогу им надеть пижамы.
В полном молчании они с Теей вытирали девочек и одевали в одинаковые пижамы с единорогом. Потом Тея встала, собрала мокрые полотенца и велела найти книгу, пока она переоденется.
Девочки выбрали рассказ о еноте, который пошел к бабушке на Рождество и по дороге заблудился. Гевин с дочками устроились на кровати Амелии, и тут вошла Тея. Она переоделась в спортивные штаны и его старую толстовку с эмблемой команды младшей лиги Huntsville Rockets. Она забрала себе джемпер вскоре после того, как они начали встречаться. Увидев ее в этой одежде, Гевин потерял всякую способность соображать. Какое-то первобытное собственническое чувство овладело им, заявило о правах на Тею. Официальных. На всю нее, вместе с толстовкой.
В его миниатюрной жене, утопающей в массивной одежде, и по сей день было что-то, что заводило его. Сегодня вечером она наверняка выбрала толстовку без всякой задней мысли, просто потому, что та была легкой, чистой и уютной. Но для него она имела особый смысл, будила воспоминания. Именно эта толстовка была на ней в тот день, когда Тея сказала ему, что беременна. Три дня он не мог поговорить ней. Она не отвечала на звонки и сообщения, а в кафе сказали, что она заболела. Когда он наконец пришел к ней и упросил хотя бы открыть дверь, то был готов ко всему. По крайней мере, он так думал.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она, обнимая себя за плечи, спрятав руки внутрь рукавов его толстовки.
Гевин уперся руками в дверной косяк. Как только он увидел ее лицо, вся продуманная заранее речь вылетела из головы, и он смог только невнятно промямлить:
– П-поговори со мной. Просто п-поговори. Ладно? Ч-ч-что бы там ни было, просто расскажи.
Мгновение она смотрела пустыми глазами, а затем, не произнеся ни слова, отвернулась. Стоя в дверном проеме, он смотрел, как она скрылась в ванной. Спустя несколько мгновений она вернулась с белой полоской в руках.
Гевина будто пронзила молния.
– Ч-что это?
Она остановилась посреди небольшой гостиной. Гевин вошел, закрыл дверь и подошел к Тее. Она протянула полоску. Он взглянул и увидел единственный синий знак «плюс».
– Ты беременна? – выдохнул он, и перед его глазами заплясали огненные точки.
Она выхватила полоску и снова скрестила руки.
– Я беременна, – сказала она твердо, вызывающе и решительно.
Тея еще не успела договорить, как он ее поцеловал…
– Ну что, будем читать? – спросила Тея, прерывая воспоминания.
– Дай-ка и мамочке сесть, – сказал Гевин.
Амелия придвинулась ближе к нему, и Тея втиснулась в крохотное пространство между дочками и стеной. С его стороны места было предостаточно, но даже заикаться об этом не стоит.
Гевин читал, девочки прижимались к нему, а он через каждые несколько строк поглядывал на Тею. Она упорно старалась не встречаться с ним взглядом.
Когда через несколько минут рассказ закончился, Тея вскочила так быстро, что кровать задрожала. Она попросила девочек поцеловать ее и сказала, что их уложит папа.
Ава засыпала труднее. Она требовала Тею и не успокоилась, пока Гевин не уложил рядом с ней несколько мягких игрушек. С Амелией было легче. Он уложил ее, пообещал, что все будет хорошо, и она поверила. Посмотрела на него доверчивыми, полными надежды глазами, втиснула свою крошечную ручку в его, прошептала: «Я люблю тебя, папочка», и заснула. Уходить от дочурок совсем не хотелось.
Закрыв дверь с тихим щелчком, он глубоко вдохнул и спустился вниз. Тея на кухне что-то писала на массивной доске.
Она вся напряглась, когда он подошел к ней сзади.
– Заснули?
Он ответил хриплым от волнения голосом:
– Да. Они устали.
– Я тоже.
Гевин смотрел, как она надевает колпачок на маркер и убирает его в ящик. Его взгляд упал на пробковую доску, к которой кнопкой было приколото тисненое приглашение. Он даже зажмурился, не веря своим глазам.
– Ваш отец снова женится?!
Она проскользнула мимо него и подошла к раковине.
– Тебя это удивляет?
– А куда делась Кристи?
– Кристел. Он изменил ей с очередной любовью всей своей жизни.
Тея налила воды и запила лекарство от головной боли, которое принимала всякий раз, почувствовав приближение мигрени.
– Когда же это произошло?
Тея пожала плечами и обернулась.
– Вроде бы прошлой зимой. Не помню.
– Почему ты мне не сказала?
– Не знаю. – Она вздохнула. – Не такая уж важная новость.
– Как это восприняла твоя мама?
Тея прижала пальцы к виску.
– Сейчас у меня нет ни малейшего желания говорить о своих родителях.
– Извини. Конечно. Ты… – Он указал на ее лоб. – Сильно болит?
– Терпимо. – Она сглотнула и посмотрела в пол. – Гевин, нам нужно что-то решать.
Ее слова снова перенесли его в прошлое. Сознательно или нет, но сейчас она сказала то же самое, что и в тот день, когда сообщила ему о беременности.
Тея позволила ему поцеловать себя, но быстро отстранилась. Уперлась руками в его грудь и оттолкнула его.
– Ты что? – Гевин прижал руку к ее животу, где под его пальцами уже жил его ребенок – их ребенок. – Я счастлив, Тея.
– Очень рада за тебя. – Ее ответ прозвучал неожиданно злобно. – Но нам нужно что-то решать, Гевин.
