Выйдя из гардеробной, она увидела, что Гевин сидит на кровати, уперевшись локтями в колени. Он был одет в джинсы и черную футболку, которая плотно обтянула его бицепсы.
– Что ты здесь делаешь?
Он поднял глаза.
– Что ты сказала? Там, в душе.
Тея подошла к комоду, бесшумно ступая босыми ногами по плюшевому ковру.
– Ничего. Я пыталась вести себя скромно.
– Ладно. Только скажи мне… один вопрос мучает меня каждую ночь, с тех самых пор… ну, ты знаешь, о чем я…
Из его несвязного бормотанья она ничего не поняла.
– Что я знаю?
– Я насчет «позаботиться о себе», к-когда мы закончим. Ведь это значит «улизнуть в ванную и удовлетворить себя», когда я наконец скачусь с тебя?
– Так ты спрашиваешь, мастурбирую ли я? Ты серьезно?
– Нет, я спрашиваю, мастурбировала ли ты когда-нибудь п-после секса со мной.
Тея открыла ящик стола и снова подумала о лжи. Но снова не могла заставить себя. Лгать. Притворяться. Притворяться, что все идеально. Ни то, ни другое не принесло им счастья. Она вытащила пару носков и обернулась.
– Да, бывало.
Лицо Гевина вытянулось и покраснело.
– Если ты не хотел знать, зачем спрашивал?
– Я х-хотел знать, но мне больно слышать такое.
– Почему больно? Все мастурбируют. Ты, что ли, никогда не мастурбировал?
Он вскочил на ноги и рванулся к ней.
– Ч-черт возьми, да, я мастурбирую! Каждый раз, к-когда я в отъезде, лежу в гостиничном номере и думаю о тебе, мечтаю вернуться домой и заняться настоящим сексом. – Его лицо исказила болезненная усмешка. – Правда, как выяснилось, он совсем не был настоящим, п-правда, Тея?
Тея выпрямилась. Его слова она восприняла как пощечину.
– А ты все мечтаешь вернуться в то время, когда все было идеально.
Его лицо смягчилось, стало виноватым, но она не хотела извинений.
– Тея…
– Убирайся из моей комнаты, Гевин!
Глава десятая
Тея не взглянула на Гевина, когда он появился на кухне. И разве мог он ее винить? Он проклинал себя за грубые слова, которые вырвались у него. Унижение всегда было его криптонитом. Если была задета его гордость, Гевин срывался и мог наговорить мерзостей. А тут, черт возьми, узнаешь, что жене пришлось взять дело в свои руки, потому что он оставлял ее неудовлетворенной! Конечно, его чувствительное эго не вынесло, и он вышел из себя, рискуя разрушить хрупкое перемирие, достигнутое прошлым вечером.
Тея заворачивала в фольгу пироги, приготовленные для вечеринки у Дэла. Между нею и Гевином выросла стена, и виной тому он, его резкие слова. Чтобы прервать тягостное молчание, Гевин выбрал безопасную тему.
– А где девочки?
– Внизу с Лив, занимаются йогой.
Аромат кофе разливался по кухне. Гевин налил в кружку немного этой гадости – и как только люди пьют его черным? – и облокотился на стойку. На кухне снова воцарилось тягостное молчание. Наконец Гевин поставил кружку на стол.
– Прости меня.
Она спросила, не подняв глаз:
– За что?
Гевин пересек кухню и остановился рядом. Тея опустила голову, волосы упали на щеку. Он убрал прядку с ее лица.
– Я в-в-вел себя как мудак. Прости.
– Никогда не извиняйся, если сказал правду.
Она произнесла это протяжным южным говором. Так она обычно говорила, цитируя свою бабушку. С самого начала их знакомства Гевин знал, что для Теи бабушка является неисчерпаемым источником мудрости.
Тея отстранилась от него и указала на шесть пирогов.
– Это нужно отнести в машину.
Гевин взял ее за руку, которую она тут же выдернула.
– Ни к чему это, Гевин. После Рождества все закончится.
Она стремительно вышла из кухни, не дожидаясь ответа. Гевин слышал легкий шелест ее мягких шагов на лестнице. Он сел у стойки и опустил голову на руки.
– Что, неважно спится в комнате для гостей?
От неожиданности Гевин подскочил на стуле, резко подняв голову. Лив появилась будто из воздуха. Вчера она работала допоздна. Это была их первая встреча с тех пор, как он вернулся домой.
– А что делают девочки?
– Балуются со спичками.
Видимо, его взгляд был таким свирепым, что она поспешила успокоить его:
– Шучу, не волнуйся. Сидят с собакой и смотрят телевизор. Я пришла за соком.
Лив наполнила две маленькие чашки, насмешливо посмотрела на него и убрала сок в холодильник. Она хотела уйти, но он остановил ее.
– Лив!
Она обернулась.
– Спасибо, что ты здесь, что так помогаешь Тее.
Она презрительно фыркнула.
– Да уж не ради тебя, придурок.
– Знаю. Все равно спасибо…
Она раздраженно посмотрела на него и направилась в подвал, но вдруг остановилась и обернулась:
– Эй, Гевин!
Он снова взглянул на нее. На лице Лив играла улыбка, но в голосе звучала угроза.
– Еще раз обидишь мою сестру – подсыплю яду в твой протеиновый порошок. Счастливого Дня благодарения! – И Лив скрылась в подвале.
Гевин отнес в машину пироги и побрел в гостиную звонить родителям, чтобы побыстрее покончить с поздравлениями. Родители все еще пользовались стационарным телефоном. На звонок ответил тот, кого он вовсе не ожидал услышать.
– Ну, теперь ты со мной не расплатишься, – прошипел его младший брат Себастьян вместо приветствия.
– Как, разве ты у родителей?
– Все из-за тебя. Мама ударилась в слезы, что в этом году на День благодарения никто не приедет. Ну а дальше сам понимаешь – вместо тебя пришлось мне. Я с пяти утра на ногах, нужно было привезти маме индейку пораньше, чтобы к двум сесть за стол.
Гевин ущипнул себя за переносицу.
– Ничего, переживешь. Дай-ка мне папу.
– Он в душе. Поговори с мамой.
Гевин пытался возразить ему – должен же быть хоть какой-то перерыв между разговором о дрочке и звонком к матери. Но Себастьян уже не слышал. Мгновение спустя трубку взяла мать:
– Привет, дорогой! С Днем благодарения!
– Привет, мам. Как в этом году индейка? Толстуха, как всегда?
Это была старая семейная шутка. Мама всегда покупала индейку раза в три больше, чем могла съесть их семья. Больше всего она боялась, как бы у нее в гостях кто-нибудь не умер с голоду.
– Почти восемнадцать фунтов, – гордо ответила мать. – Здоровенный индюк.
