– В чем дело, сынок?
Гевин еще раз прерывисто вздохнул и вкратце рассказал отцу обо всем – у них были проблемы, они сильно поссорились, он съехал на пару недель, теперь он снова дома, но дела идут неважно. Самый постыдный аспект он опустил.
Отец тяжело вздохнул.
– Почему ты не сказал мне раньше?
– Не знаю. Наверное, не хотел тебя беспокоить. Ну что ты м-можешь посоветовать, у вас-то с мамой не было ничего подобного, так что…
Неожиданно отец рассмеялся.
– Ты уверен?
– Ну да.
– Значит, мы скрывали это лучше, чем я думал.
Гевин ошеломленно пробормотал:
– О ч-чем ты?
– Сынок, нельзя прожить в браке почти тридцать лет, не пройдя хоть однажды через ад. Спроси свою мать, и она расскажет тебе, что когда-то осталась со мной, только чтобы не пришлось одной растить вас, мальчишек. И сказала мне об этом прямо в лицо.
В ушах Гевина зашумело, где-то рухнула иллюзия, которая называлась его детством.
– Но вы никогда не ссорились…
– При детях никогда, а вообще ругались много. Да до сих пор ругаемся!
– Из-за чего? – Гевин чувствовал себя как ребенок, которому сообщили, что Санта-Клауса не бывает.
– Да мало ли из-за чего! Она злится на меня за то, что я оставил грязную посуду, не засунул ее в посудомоечную машину, а я злюсь на нее за то, что она не записала расходы по дебетовой карте в чековую книжку.
Гевин фыркнул.
– Папа, ну кто сейчас пользуется чековой книжкой.
– О господи! Еще и ты будешь на меня нападать!
Гевин тупо уставился на темное поле перед собой. Он не мог понять, что испытывает – опустошение или облегчение, – узнав, что брак родителей не был идеальным.
– Послушай, папа, я п-понимаю, о чем ты говоришь, но вы-то с мамой наверняка ссоритесь из-за какой-нибудь ерунды. У нас с Теей п-проблемы посерьезнее.
– Неужели ты думаешь, что твоя мать решила бы бросить меня из-за немытой посуды? Все было гораздо хуже.
Гевин шаркал ботинком по пыли.
– Сынок, кое о чем я тебе никогда не рассказывал, но сейчас расскажу. Только не перебивай.
Гевин напрягся.
– Не буду.
– Когда ты впервые сказал нам о Тее, о том, что встретил женщину, мы были так счастливы, потому что ты был счастлив. Наконец-то. И тут через пару месяцев ты сообщаешь, что она беременна и вы собираетесь пожениться. Вот тогда у нас радости поубавилось.
– Ч-что? Почему?
– Я же просил не перебивать.
Гевин пробормотал извинения.
– Ты был стопроцентным кандидатом в высшую лигу, Гев. Мы знали это, когда ты еще учился в старших классах. Но с девушками ты был, скажем так, наивен.
Только этого не хватало! Даже собственные родители считали его гребаным неудачником.
– Мы боялись, что ты станешь легкой добычей для какой-нибудь ушлой девицы, которая обведет тебя вокруг пальца из-за денег, которые ты будешь зарабатывать.
Внезапно его охватил гнев.
– Тея не такая!
– Знаю, сынок. Как только мы ее увидели, мы все поняли. И знаешь почему?
– Почему?
– Ее не раздражало твое заикание. Она не притворялась, будто его не существует. Всю свою жизнь ты думал, что тебе нужна женщина, которая полюбит тебя, несмотря на заикание, а тебе нужна была женщина, которая любила бы тебя вместе с ним, потому что заикание – часть тебя. Тея как раз такая женщина.
Да, так оно и было. А Гевин вот-вот потеряет ее.
Его отец внезапно замолчал, и на заднем плане Гевин услышал предательский скрип задней двери родительского дома.
– Мама пришла, – тихо сказал отец.
Черт, как некстати!
– Не говори ей про Тею.
– Не буду, – обещал отец и добавил громче: – Эй, я разговариваю с Гевом.
Где-то в глубине дома его брат прокричал то ли «он мне должен», то ли «ну его в жопу». От него можно было ожидать и то, и другое.
Наконец Гевин вновь услышал тихий голос отца:
– Послушай меня, сынок. Каких бы ошибок ты ни наделал, всеми силами старайся их исправить и помириться с Теей, слышишь?
– Я стараюсь.
– Старайся больше.
И с этими словами отец, будь он неладен, повесил трубку! Как бы подтверждая окончательно, что дела плохи.
Коротко свистнув, Гевин подозвал Баттера и медленно побежал по дорожке парка к дому. Он вошел через парадную дверь. В доме было темно и тихо. Баттер направился прямиком к своей миске с водой и умудрился разлить половину на пол. Вытерев пол, Гевин поднялся наверх. Ему нужно было принять душ, но он обнаружил, что ноги несут его к двери ее спальни.
Их спальни.
Он поднял руку, чтобы постучать, борясь с негодованием от того, что приходится просить разрешения войти в собственную спальню. Тея ответила не сразу, и даже секундной задержки было достаточно, чтобы он покрылся испариной.
– Входи, – наконец сказала она.
Дверь тихонько скрипнула. Спальню освещала лишь прикроватная лампа, окрашивающая все вокруг в мягкий желтый цвет. В воздухе витал аромат лосьона Теи. Сама она сидела на кровати, прислонившись спиной к изголовью, и держала на коленях ноутбук. Ее волосы были завернуты в полотенце, как всегда после душа, вместо ночной рубашки она надела одну из его футболок. Сердце Гевина запрыгало в груди. Что бы она сказала, если бы он признался, что каждый раз, когда искал облегчения с помощью собственной руки, он представлял Тею именно такой – теплой, мягкой и ненамеренно сексуальной?
Баттер влетел в комнату и запрыгнул на кровать. Маленький ублюдок даже ухмыльнулся, когда лег и положил голову на голые ноги Теи.
– Я дома, – тупо пробормотал Гевин. Во рту у него внезапно пересохло.
Она посмотрела на него поверх ноутбука.
– Вижу.
– Что ты делаешь? – Он кивнул на компьютер.
– Пишу твоей маме по электронной почте, что девочки хотят на Рождество.
– Правильно.
Если учесть, как грубо он обошелся с ней прошлой ночью, казалось странным, что сегодня он нервничал, не решаясь спросить, может ли он ее поцеловать. Сейчас все было иначе. Он и сам не знал почему. Иначе, и все.
Тея наконец глубоко вздохнула и снова сосредоточилась на письме.
К черту все! Гевин ринулся вперед. Звук его шагов по ковру заставил ее снова поднять глаза, полные то ли ожидания, то ли удивления.
Он ждал, что Тея что-нибудь скажет, сделает. Ждал, когда она сделает первый шаг, поднимет лицо или потянется к нему. По его глазам, учащенному дыханию было ясно без всяких слов, что он умоляет ее сделать шаг навстречу. Потому что, хотя поцелуй был одним из его условий, она сама должна захотеть. Он не собирался навязывать ей свои ласки.
