Вот звонко трубит самый близкий к нам марал – ровно там, где по камням прыгает речка и куда мы по узкой тропке ходим брать воду. Звук раздается всего метрах в ста пятидесяти от нашей стоянки. Возможно, зверь сейчас стоит у самого края леса и смотрит на нас через густые ветви. Он видит дым от костра, две зеленые палатки, блеск нашей посуды, блики биноклей и подзорных труб. Скорее всего, он так и будет стоять на краю леса всю долгую ночь и выжидать, не появится ли самка, – так силен голос крови.
Ниже, по течению того же ручья, в тайге трубит еще один олень. Вдалеке и выше по склону – еще два. Наконец, два крупных самца (проводники могут определять, каков самец, по его реву) трубят откуда-то сверху, со стороны перевала, куда ведет проходящая через нашу стоянку торная тропа. Завтра с рассветом, Сергей, Ишан и Назар протрубят, услышат близкий ответ крупного самца выше по тропе и уйдут за добычей (парой сотен килограммов вкусного оленьего мяса) и, главное, за трофеем – большими рогами, в шесть отростков с одной стороны и целых семь – с другой.
Сергей Караганов с трофейными рогами марала (фото В. Рыжкова, 2012 г.)
Этот первый свой трофей мой друг Сергей добыл с первой же попытки, на второй день после нашего прибытия на верхнюю стоянку Бартулдак. С вечера мы трубили оленей, а рано утром Сергей, Ишан и Алдырбас два километра пешком преследовали крупного самца марала по направлению вверх – к перевалу. Зверь медленно уходил от них по густому лесу, они осторожно шли за ним. Над тайгой занимался холодный рассвет, было очень тихо. Когда олень вышел и замер в рассеянном слабом свете утра на небольшой лесной поляне, Сергей лег, прицелился и выстрелил. Выстрел был точным. Так он стал обладателем роскошных трофейных рогов, а мы получили на обед запеченную в фольге на углях свежую оленью печень, приготовленную по местному рецепту – с внутренним жиром и специями. Не скрою, это было объедение!
Жирная оленья печень съедена, заканчивается наш первый и удачный день охоты, мы отдыхаем. Ишан, Назар и Алдырбас сидят на завалинке и курят. Мы с Сергеем пьем крепкий горячий чай с горьким шоколадом. Солнце уже ушло за перевал, быстро холодает. На заснеженной горе за Аргутом оранжевые ленты заката жмутся все ближе к острой вершине. Скоро гора совсем погаснет и вся снизу доверху окрасится в глубокие тона синего и фиолетового. Золотая тайга потемнеет и сомкнется своими мягкими тенями с ночным небом. Я представляю, как другой большой олень стоит сейчас в лесу у холодного ручья. Он стрижет ушами, прислушиваясь к зову охотничьего рожка. Он видит людей, игру огня, чует запах дыма, стелющегося по склону. Может даже статься, что его напугал утром звук выстрела. Но он все стоит и стоит на краю леса – его неодолимо влечет к невидимой самке.
А Назар трубит и трубит в самодельный манок, теперь – для развлечения. Маралы нам больше не нужны.
Два козерога
Утром, когда тайга по северным таежным склонам звенит от рева маралов, вся трава вокруг покрыта белым инеем и слышен ровный шум стремительного ручья Бартулдак, южная, степная сторона горы первой открывается солнцу, являя нам следующую нашу цель – сразу четыре группы пасущихся на безлесом косогоре козерогов. К слову, нам повезло. Такого скопления зверя на Аргуте не помнят давно – видимо, поспособствовали жаркое лето и сухая осень. Зверь спустился ниже, к воде.
Звери Алтая (Д. Запылихин, 2016 г.)
Ближе всего к нам прохаживается по крутому склону небольшая группа молодых самок, у четырех отдельно растущих лиственниц, в самом центре золотистого массива огромной горы. Они почти не меняют своего места, выедая сухую и сытную траву на одном и том же участке круто запрокинутого в небо косогора. На самом верху, почти на самой границе светло-желтой горы и темно-синего неба, ходит большое (не меньше чем в сто голов) стадо черно-коричневых самцов с большими, ребристыми, круто загнутыми назад рогами. Рога хорошо видны в бинокли и подзорные трубы, к которым мы все, как один, сейчас приникли. Еще одно небольшое стадо самцов пасется правее – тоже у самой вершины, у гребня, из-за которого торчат макушки темно-зеленых кедров. Наконец, совсем вдали, на крутых скальных выступах, поднимающихся от самого Аргута, стоит стадо самцов голов в пятьдесят, хорошо видное в нашу оптику.
В случае малейшей опасности все эти группы теков немедленно уходят за гребень горы, на крутой северный склон, разительно непохожий на степные косогоры южной стороны.
Наметив цели и выработав план, на третий день охоты мы отправляемся за двумя трофейными козерогами. Мне надоело сидеть без дела в лагере, и я тоже решаю принять участие в предприятии. Я забираюсь на своего малорослого, но трудолюбивого белого конягу. С собой у нас прихвачены термосы с чаем, немного еды, рации. Оставив в лагере одного Назара, задача которого – оперативная рекогносцировка всех наших действий (вся гора у него как на ладони), мы выдвигаемся. Связь с Назаром мы будем держать по портативной рации, которая достает на несколько километров, чего нам вполне достаточно.
Наш план таков. Подняться на самую вершину горы Бартулдак, на ее острый гребень, по возможности незаметно для пасущихся ниже по склону теков, после чего подобраться к ним поближе, выцелить и взять добычу выстрелами сверху.
Сначала мы едем вверх к перевалу по основной тропе. Ишан показывает мне поляну, на которой накануне утром был добыт несчастный марал с такой вкусной печенью. Сразу же за этой поляной мы поворачиваем с тропы направо и круто забираем уже без дороги вверх по травянистому косогору. Двигаясь зигзагами и несколько раз давая коням отдохнуть, мы за час подъема выбираем высоту в целый километр и оказываемся на самой вершине горы, представляющей собой длинный и острый, идущий волнами гребень. Дует сильный ветер, здесь много холоднее, чем внизу у стоянки. Среди травы лежит нестаявший свежий снег.
С севера гора круто падает к Аргуту почти отвесной стеной скал и осыпей, густо покрытых сейчас рассыпчатым снегом. Лиственницы, кедры и пихты цепляются за каждый уступ горы толстыми змеящимися корневищами, почти приникая стволами и ветвями к склону и напоминая мне висящих на скалах скалолазов. Далеко внизу виден темно-бирюзовый, со смятыми скалами и валунами обрывок Аргута, а над головами у нас шумно проносятся и громко кричат встревоженные кедровки. На снегу видны многочисленные свежие следы козерогов. Трудно представить, как им удается так ловко ходить по этим отвесным скалистым склонам, не падая в километровые пропасти.
Охотники оставляют меня около привязанных к низким кедрам с подветренной стороны горного гребня лошадей, а сами уходят красться к козерогам, пасущимся где-то ниже на безлесом южном склоне. Мне хорошо видны петляющая далеко внизу конная тропа, наша стоянка и сам перевал, а за ним к западу, уже совсем далеко, голубеющие отроги Теректинского хребта и его дымчатые вершины, окружающие долину главной реки Алтая – Катуни.
