Наша основная тропа, идущая по левому берегу Аргута от устья Карагема вниз по течению реки, это единственная конная тропа из Кош-Агача, Джазатора и степи Самаха в Уймонскую долину – к усть-коксинским староверам, у которых летом 1926 г., в селе Верхний Уймон, гостил Николай Рерих со своей Центрально-Азиатской экспедицией. Перевал Бартулдак между Аргутом и Коиром – единственный в этом районе конный переход через неприступный Катунский хребет – высочайший хребет Алтая.
Сразу после подъема от Аргута на перевал Бартулдак (местные называют вершину перевала маяком – из-за стоящего на нем старого геодезического знака, почерневшей бревенчатой пирамиды) начинается очень крутой спуск к реке Коир, левому притоку Аргута. Брод через Коир летом довольно опасен из-за сильного течения, глубокой и непрозрачной белой воды. Затем, сразу за Коиром, начинается затяжной подъем по ручью Шараш мимо двух пастушеских стоянок на небольшое плато со стоянкой Ело, и далее – либо по популярной у туристов Ороктойской тропе, либо по Долине семи озер и перевалу Ойгон – следует выход на Катунь. Весь путь от Старого Аргута до места впадения реки Аккем в Катунь на конях занимает 3–4 дня. Это древняя тропа скотоводов, охотников и торговцев, соединяющая примонгольский и населенный в основном казахами Кош-Агач, с изобильной русско-алтайской Уймонской долиной.
Белуха находится совсем близко отсюда. Наша тропа (местные говорят – дорога) огибает ее с юго-востока. Если подняться вверх, по недавно расчищенной местными жителями конной тропе, крупным левым притоком Аргута, бурным Иедыгемом, то уже через 3–4 часа хода, повернув направо и преодолев крупную каменную осыпь (курум), можно увидеть всю грандиозную белую гору и падающий с нее огромный ледник Менсу, дающий начало Иедыгему (желтая река).
Иедыгем и другие притоки Аргута с шумом текут на дне глубоких (в километр и более глубиной) ущелий. Спуски и подъемы здесь очень круты. При подъеме от Коира на перевал Бартулдак хвосты идущих впереди и выше потных, шумно дышащих и мокрых от напряжения коней нависают прямо над головами тех, кто едет вслед.
С вершин приаргутских перевалов путникам открываются захватывающие дух панорамы Алтая – снежная цепь Катунского хребта с двумя пиками Белухи, синие горные расщелины, на дне которых ворочают камни полноводные реки, многоцветная тайга северных и выгоревшие степные косогоры южных склонов. Уходящие вдаль складки гор синеют и высветляются, самые далекие из них узкими голубыми лентами сплавляются со столь же высветленной и мерцающей от отдаленности небесной голубизной. На закате дальние горы чернеют, обращаясь в темно-зеленые и темно-синие тона, над ними ненадолго разгораются розовые, красные, оранжевые, ярко-сиреневые прозрачные фракции неба, с наложенными на них плотными и крупными мазками серо-фиолетовых, с багряными и золотистыми кромками, облаков. Неподалеку от меня бесшумно срывается со скалы огромный беркут. Он медленно кружит над вершинами и ущельями, ловя распахнутыми крыльями восходящие воздушные потоки. Часто над гребнями гор метрах в десяти от земли неподвижно зависает сокол, которого держит в одной точке плотный сильный ветер, не стихающий здесь, у вершин, кажется, никогда.
Эта единственная конная дорога по Аргуту на Катунь, к тому же довольно сложная и опасная. Летом через реку можно переправиться самим и с вещами только лодками у Старого Аргута. Расседланных лошадей переплавляют вплавь.
Осенью, когда вода сильно спадает, можно, соблюдая все возможные предосторожности, перейти реку на конях вброд, как это сделали мы. Хотя и в октябре Аргут широк и полноводен. Вода в нем в это время ледяная и совершенно прозрачная. При переходе вброд она поднимается выше брюха лошадей и сильно сносит их вниз по течению. Надо все время направлять коня выше по течению, чтобы не уйти в сторону от брода и не ухнуть по самое горло в холодные речные глубины. Даже в резиновых сапогах, высоко поднимая ноги вверх, трудно не начерпать холодной воды. По дну реки лежит крупный и гладкий галечник и булыжник, лошади, даже подкованные, на нем то и дело скользят и оступаются, рискуя потерять равновесие. Ежесекундно есть опасность, что конь оплошает, споткнется и упадет в стремнину вместе с всадником и поклажей. Впереди идет Ишан, за ним след в след (и только так!) все остальные. К счастью, все обходится: за время охоты мы дважды перешли Аргут вброд без приключений.
Вскоре после староаргутского брода начинается сплошной курум – крутые каменистые осыпи, местами состоящие из огромных, величиной с автомобиль, валунов. Тропа протискивается между ними, прыгая из стороны в сторону, вверх и вниз. Опасные места – щели и дыры между камнями, куда может провалиться и где может сломаться нога лошади, – наглухо заложены местными жителями мелким камнем. Здесь мы осторожно ведем коней в поводу, перебираясь с глыбы на глыбу, протискиваясь и прыгая между ними, слыша сзади тяжелое дыхание и звон подков лошадей, цепляющихся металлом за серый гранит. Аргут можно было бы назвать Камень-рекой: нигде больше на всем Алтае нет таких сложных, почти сплошь каменистых конных троп.
Дорога часто идет по самой кромке высокого обрыва – на высоте, где десять, а где и все сто метров над рекой. Попадаются крутые и зыбкие осыпи из мелкого серого песка и щебня.
Не раз бывали случаи, когда лошади с грузом, особенно молодые и неопытные, срывались на таких осыпях и со скалистых обрывов вниз, калечились и даже погибали.
Широкая и ровная выгоревшая равнина между устьями Иедыгема и Бартулдака – редкое место, где кони и путники могут ехать спокойно и отдыхать. Просторная, с небольшим уклоном к Аргуту долина дает пару часов передышки перед началом крутого лесистого подъема на перевал к «маяку».
Пока я лежу и смотрю на небо и горы, пока я размышляю о Рерихе и о его поисках легендарного алтайского «Беловодья», где-то сзади раздается сухой звук выстрела. Я вскакиваю на ноги и жду. Есть ли добыча? Вскоре появляются Сергей, Ишан и Алдырбас. Они почти бегут по гребню горы. Скачут отблески солнца на вороненой стали винтовок. Через минуту я узнаю – случился промах. Когда охотники ползком спустились вниз по косогору ближе к стаду, головы козерогов были едва видны за горбом горы, стрелять было неудобно, и пуля ушла в землю. Пока мы приходим в себя, на гребне горы, метрах в двухстах позади нас, появляется большое стадо самцов, вспугнутое стрельбой. Оно темной живой волной перетекает гребень, уходя на северную сторону горы, в лес, снега и скалы, где найти и достать их будет невозможно. Охотники, дождавшись, когда замыкающий козел скроется за гребнем, сломя голову бросаются за ними в надежде настигнуть стадо на спуске и все же добыть трофеи. Я снова остаюсь один с лошадьми и, к счастью, с крепким горячим чаем, припасенным еще с утра в трехлитровых термосах. Мы тихо переговариваемся по рации с Назаром, сидящим внизу на стоянке, и я рассказываю ему о том, как развивается дело. Рация шипит и потрескивает. Ветер гнет вершины коренастых кедров. Кони замерли, они спят, слегка подрагивая от холодного ветра.
Аргутские тропы
По опасным тропам алтайского высокогорья может ехать далеко не всякая лошадь. А только та, что родилась в этих местах, была специально этому обучена и имеет необходимый «горный» опыт. Здесь нет мелочей – любая ошибка лошади в горах может привести к фатальным последствиям как для нее самой, так и для человека.
