За час умопомрачительного спуска крутой осыпью и страшным курумом мы стравили не меньше трехсот метров. Но наши испытания на сегодня еще не закончены. Теперь мы продираемся на измученных конях через густые заросли колючих кустов. На запекающуюся кровь побитых лошадиных ног толстым слоем налипают сухие листики карликовой березы, пыль и грязь. Наши глаза заливает режущий горячий пот. Через полтора часа после начала дикого спуска мы оказываемся на полевой дороге, на левом берегу маленькой тихой речушки. Это и есть Сары-Тас (желтый камень). Еще километр пути, и мы уже в сумерках быстро расседлываемся и ставим лагерь на засушливой травянистой поляне чуть выше впадения Сары-Таса в Жумалы, на высоте 2100 м. Благодаря безумному спуску мы успели к месту ночлега почти засветло. Кони поколотили и покровавили себе ноги. Но, к счастью, не переломали их. Девять часов пути и 32 км остаются позади.
Шесть дорог ведут на Укок – и простых среди них нет.
На высокогорных стоянках
Ночевка на Сары-Тасе в начале августа холодная и звездная. На закате над высокими горами пылают малиново-оранжевые облака. Широкая и сухая поляна, пересекающая ее проселочная дорога, мелкий брод через прозрачную речку, выступающие из воды круглые влажные камни. На речке устроено что-то вроде низенькой запруды из сплетенных веток, через нее с легким шумом перетекает ледяная чистая вода. Ниже бархатно шумит Жумала, на карте на ее берегу указаны древние развалины, но мы до них не доходим – так устали. До леса, растущего выше, приходится бегать за дровами, что утомительно. И тогда мы обильно добавляем к дровам в огонь сухой кизяк, во множестве разбросанный по поляне. Кизяк выгорает медленно, жарко, почти бездымно. Цвет его горения – пламенеюще-оранжевый. Выше по Жумале, в километре, виднеется стоянка, там живут пастухи, ходит скот, вьется над избушкой дымок. Стоянка так и называется – Жумала. Петр и Толя прыгают в седла и уезжают в густых фиолетовых сумерках на стоянку – навестить родню. Мы устраиваем костер в небольшой яме, варим на ужин жирный суп, с четырьмя банками тушенки в котел, – для восстановления сил и чтобы согреться. Уже совсем стемнело и мы расходимся спать. Но совсем скоро, в четыре часа утра рассветет, а в пять в стенки палаток ударит солнце. И сразу станет тепло.
Перед сном разговор крутится вокруг пережитого нами страшного спуска по каменным завалам. Мы говорим о том, насколько алтайцы и казахи Алтая сжились и срослись со своими конями – неразрывно и естественно. Сергей В. вспоминает характерный случай, виденный им и «святым отцом» в Кош-Агаче:
– Сидели мы как-то на крыльце магазина, ждали машину. Днем дело было. А через площадь там частный дом стоял, с раскрытой настежь на улицу калиткой. У калитки был конь привязан, заседланный. И вот видим – выходят из дома два алтайца, и оба пьяные в хламину. Помнишь их, Алексей?
– Конечно, помню. Они еле на ногах держались оба. Встали в дверях и держатся за косяки, чтобы не упасть, один за левый косяк ухватился, другой – за правый, – смеется Алексей.
Сергей продолжает рассказ:
– И вот стоят они, голубчики, мотаются из стороны в сторону. И вижу я по их взглядам, что в магазин им надо, то есть на нашу сторону площади. А идти-то не могут ногами, так надрались уже! Тогда выбрались они с трудом к калитке, вылезли на улицу – и к коню. Тот сразу все сообразил и стоит покорно, только башку свою понурил. Хозяин ему рычит от калитки: «Иди сюда, сука!» Тот перепугался, но деваться некуда – подошел к ним. Попробуй не подойди – сразу получишь по полной! И вот тут первый алтаец, который едва только не падал, вдруг лихо заскочил в седло, одним рывком. За ним влетел второй и примостился сзади на крупе.
– Мы даже не поверили своим глазам, как ловко они оба оказались на лошади, – кивает согласно Алексей – «святой отец».
– Залезли они на коня и переехали площадь, прямо к нам. Там всего-то метров пятьдесят было от калитки до магазина, а пройти на ногах они были не в состоянии. Первый слез и прошел мимо нас в магазин, запинаясь на каждом шагу. А второй так и остался полулежать сзади седла. Скоро первый вернулся с бутылкой водки и снова лихо взлетел в седло. Они вернулись через площадь к калитке, сползли с лошади на землю. Хозяин только и махнул пьяно коню: «Иди отсюда!» Тот прижал уши от страха и убежал во двор. А мужики утопали в дом, дальше пить. Вот какие они, алтайцы, – ездят, когда ходить уже не могут.
Ночью температура падает ниже нуля, палатки обледеневают. Рано утром быстро завтракаем, седлаемся и выезжаем дальше на север. Сначала переезжаем мелкую Сары-Тас, затем несложным бродом переходим более широкую и глубокую Жумалу и едем километр вверх до обитаемой стоянки. По обочинам снова попадается много сурков и сусликов, Тайга охотится за ними, но вновь безуспешно.
Воздух совершенно прозрачен, долина Жумалы и боковые долины в сторону Укока просматриваются на десятки километров. Повсюду видны дороги. На алтайском высокогорье с его пологими холмами и равнинами в любое место можно проехать конными тропами практически из любого же места. Тесная сеть конных дорог покрывает горы.
На стоянке утром никого нет. Скот пасется выше в горах, там же находятся и пастухи. Автомобильная дорога уходит левее и вверх на перевал в сторону реки Джазатор. Мы поднимаемся параллельно ей добротной конной тропой. Сухая каменистая тропа бежит меж пустынных увалов, колючек и сухостоя.
Спустя час от начала движения мы попадаем в большую и широкую долину, со всех сторон окруженную горами. Открывается овальная травянистая котловина, на дне которой блестит небольшое озеро. Слева от дороги в сотне метров от берега озера чернеет избушка еще одной стоянки. Перед ней на длинной веревке к деревянному колу привязан молодой гнедой жеребец. Он видит нас и начинает бегать по кругу, туго натягивая веревку. Наши лошади тоже волнуются, увидев его. Гнедой хотел бы убежать с нами, да веревка не пускает. На зеленых лугах по берегам озера пасутся коровы. В седле своего коня вдалеке сидит сгорбившись пастух. Он приветливо машет нам рукой, мы машем в ответ. Левее к западу, под высоким скалистым гребнем, выше всех пасется стадо косматых яков, голов в сорок. По краям долины пасутся лошади, все до единой привязанные веревками ко вбитым в землю кольям, чтобы не сбежали.
Пастух живет здесь все лето, присматривая за скотом. В его распоряжении избушка, печка, нары, запас дров и кизяка. Вода берется из ручья. Его пищу составляют самые простые продукты. Сахар, соль, крупу, масло, макароны, чайную заварку завозят сразу на все лето. Хлеб привозят родственники, изредка навещающие пастуха. Связи нет, электричества тоже. Встает пастух с рассветом. Ложится, как стемнеет. При нем две собаки, которые громко лают, если в котловину въезжают люди или заходят волки. При пастухе всегда карабин и запас патронов. Так в полном одиночестве он здесь и проживает. Иногда ездит в гости на стоянку Жумалы к соседям, которые живут семьей.
На других летних стоянках живут так же – по одному или с семьями, с женами и детьми. С родными, конечно, намного веселее, но в начале сентября семьи уезжают в Джазатор – детям приходит пора идти в школу. Тогда пастухи снова остаются в горах одни.
