На горе вдруг ниоткуда возникает чужая собака. Как и наша Тайга, она походит на средних размеров лайку и той же белосерой масти. Тайга и чужая собака сначала замирают, присматриваются одна к другой, потом сбегаются и обнюхиваются. Отношения у них устанавливаются самые дружеские, обе собаки понимающе крутят друг дружке калачеподобными задранными хвостами, весело вертятся друг подле друга. Чужая собака какое-то время бежит за нами, провожая. Стало быть, неподалеку стоят пастухи со скотом, соображаем мы.
Еще полчаса подъема, и дождь сменяется снегом. Да что там снегом – настоящими бураном и метелью! Мы слепнем, снег хлещет в лица, залепляет нам глаза. Снег обкладывает ноги и руки, скапливается на плащах и куртках. Адски холодно, мы цепенеем в своих седлах, колени ноют, поводья обледенели в скрюченных пальцах. Непромокаемая одежда и обувь вся уже намокла и местами протекла насквозь. Ничего не видно, средь бела дня совсем стемнело – виден только темный контур едущего впереди проводника. Мы промерзли до костей.
Так мы из утренней прохлады, через ливень и снежный буран, спустя час и двадцать минут от начала подъема заезжаем на самую вершину перевала. Здесь сложена традиционная каменная пирамида, горб хребта каменистый и почти голый, с жидкой травкой, засыпанной теперь тяжелым мокрым снегом. Вот что такое алтайский высокогорный перевал – снега, бураны и сугробы даже летом.
Я смотрю на высотомер – 2830 м. Выходит, что Карагемский перевал – один из самых высокогорных перевалов Алтая. Для примера – он на целый километр выше, чем Семинский перевал. От места ночевки на берегу Джело мы поднялись на 600 м.
Как по команде неведомых горных духов, лишь только мы достигаем каменной пирамиды на вершине перевала, снегопад и метель уносятся прочь, дальше на восток. Ветер стихает, открывается голубое небо, блистает яркое солнце. Мы делаем короткую остановку, как положено на перевалах. Солнце немного согревает нас, от мокрой одежды идет белый пар. Страшно замерзшая Даша усаживается на камень, снимает горные ботинки, стягивает с ног насквозь мокрые шерстяные носки, меняет их на сухие. Она вся дрожит от холода.
В ясные дни с Карагемского перевала видна вдалеке Белуха, справа сверкают ледники и вершины Северо-Чуйского хребта, слева громоздится стена Южно-Чуйского хребта, назад далеко на востоке виднеется Чуйская степь и за ней синий Курайский хребет. Но сегодня непогода закрыла большую часть этой прекрасной круговой панорамы. Впереди видна вся изумрудно-зеленая котловина верховий реки Йолдоайры. Сама речка вытекает тут же из большого ледника к югу от нас. Справа ниже нас на горном склоне пасется большое стадо мохнатых черных яков.
Я решаю согреться и бросаюсь бежать вниз по дороге. Я несусь вниз большими скачками, за мной бежит в поводу мой конь. Я быстро согреваюсь от быстрого бега и мне становится весело. Воздух быстро теплеет по мере снижения высоты. Яки заприметили мои дикие длинные прыжки и тоже дружно побежали прочь от меня. Они скатились всем стадом черной шерстистой лавой вниз к речке, перешли ее и взобрались как можно выше на противоположный склон долины, под самый горный гребень. Вскоре, стравив метров двести высоты, мы оказываемся на дороге, проложенной правым берегом Йолдоайры.
Там в густой траве у берега мы видим серый уазик, в котором сидит женщина-алтайка и выглядывает в окно куда-то на противоположный берег реки. Там, по крутому поросшему кустами склону, карабкается наверх мужик с карабином в руках. Он то и дело приседает в траве и кустах и замирает, словно от кого-то прячется. Мы задираем головы вверх и видим на самой вершине скального гребня, на границе с небом, три маленькие черные точки.
– Козероги! – говорит Толя.
И точно – на нас глядят сверху три рогатые головы, к которым снизу подбирается с ружьем местный охотник.
Не знаю, чем именно закончилась его попытка подобраться и добыть горного козла. Мы не стали дожидаться и поехали дальше.
Через полчаса нам встретилась группа пеших молодых туристов, разноцветная и шумная. Они пили чай на приречной гальке, готовясь к подъему на перевал.
Сразу за первым поворотом реки начался густой лес, который покрывает долины Йолдоайры и Карагема на всем их протяжении, до самого места впадения Карагема в Аргут. Весь каньон Карагема дикий и лесистый, настоящая вековая тайга растет по обеим сторонам долины, поднимаясь высоко в гору.
Дорога перебегает с берега на берег мелкими неширокими бродами. Так мы, двигаясь по едва заметной колее, переехали речку шесть раз. Дорога идет то лесом, то прямо у кромки воды под речными обрывами. Долина живописна, близко от нас к югу виднеются ледники, от них явственно тянет холодом. Так мы движемся вниз от перевала три часа и выезжаем к месту слияния Йолдоайры и Карагема. Последний берет начало к северу от нас в ледниках Маашея. Место у слияния двух рек очень красиво.
Широкая ровная долина с прекрасной чистой травой. Вокруг лугов растет хвойный лес. На краю леса выстроен крепкий дом, предназначенный для туристов и охотников. С севера долину окаймляют большие горы Северо-Чуйского хребта с мощными ледниками. Альпинисты переваливают отсюда на реку Мажой и даже на Шавлинские озера – через ледники и скалы.
Автомобильная дорога, идущая с Карагемского перевала, заканчивается в долине верхнего Карагема у слияния рек, прямо около стоянки. Дальше вниз по долине уходит одна лишь конная тропа. Мы бродим реку Карагем, на этот раз брод достаточно глубокий, с сильным течением. За бродом конная тропа бежит густым лесом правым берегом Карагема. Видно, что за тропой смотрят люди. Упавшие на тропу деревья пропилены, тропа расчищена от завалов.
– Чьи это земли, Толя? Уже ваши – джазаторские? – интересуюсь я.
– Нет, еще бельтирские. Наши подальше начнутся.
– А кто сюда ездит?
– Как кто? Бельтирцы. На охоту.
После перевала нам остается найти удобное место для ночлега и дать отдых лошадям. Ровно в три часа пополудни мы встаем лагерем в четырех километрах ниже слияния двух рек, в лесу на краю большой поляны. Мы перевалили высокий хребет и проехали в общей сложности двадцать километров. На перевале попали в снежную бурю и только что перешли вброд бурный и глубокий Карагем.
Теперь нам и нашим лошадям надо отдохнуть.
Через бурепомы Карагема
Дороги и конные тропы алтайских высокогорий редко бывают простыми. Крутые спуски и подъемы, каменистые осыпику-румы, выше границ леса – топкие болота, ниже – густые лесные заросли и непролазные буреломы. Людям приходится едва ли не каждый год ремонтировать и восстанавливать высокогорные дороги, заново делать их. С наново заваленных путей-дорог оттаскивают, отволакивают в сторонку прикатившиеся во время камнепадов камни и глыбы. В курумах, наклонясь, руками забивают и затыкают открывшиеся опасные черные дыры, трамбуют их более мелкими камнями. По болотам ищут объезды посуше. В лесах рубят и пилят бензопилами упавшие деревья, перегородившие дороги и тропы. Каждую зиму в горах выпадает высокий снег, весной он тяжелеет и после того тает, увлекая вслед за талой водой разрушительные сели и оползни. Отяжелевший по весне снег ломает и рушит вниз ветви и целые вековые деревья, заваливая ими лес. Если не чистить дорогу два-три года, она становится безнадежно непроходной и непроезжей. Дороги высокогорья разбегаются паутиной во все стороны на многие десятки километров и везде на них видны следы заботы местных пастухов и охотников. За дорогами надо следить. Это необходимая и тяжелая работа.
