Опасность, однако, кроется в том, что ослабленные ремни почти наверняка подведут вас на спуске или на подъеме или же просто на ровном месте в самый неподходящий для этого момент, когда седло вдруг предательски съедет вбок, вперед или назад вместе с седоком и суминами. А там недалеко уже до падения и травмы, и уж по-любому придется после этого расседлываться и заседлываться заново. Полезно в силу этого всегда помнить о любви алтайских меринов к надуванию и почаще, а лучше вообще при каждой остановке проверять и подтягивать подпруги. К тому же к вечеру подпруги у всех коней ослабнут в любом случае – лошади естественным образом худеют к концу дневного перехода. Не менее чем дважды в день проверить и подтянуть ремни – вот это надо твердо взять за правило.
Конем надо управлять
Как быть, если ваша лошадь не едет? Как правило, дебютанты езды по горам очень недовольны своими конями. (Замечу попутно, что мнение коней об этом предмете, к прискорбию, остается по сей день невыясненным.) Местные же жители, которых мать всех поголовно родила в седле и которые поэтому знают, где у какого коня и какой может вырасти прыщик или невзначай обколоться копыто, да и вообще почем фунт конского лиха, обычно конями довольны. Новички же, которые впервые в жизни влезли в седло, дни напролет бранятся на лошадей и недовольно морщатся.
По их мнению, у любого доставшегося им мерина (или кобылы) имеются три неустранимых и досадных встроенных дефекта, а именно: позорная слабосильность, мешающая им ехать быстрее, тряскость, от которой у седока болит задница и мутится в голове, и особенная упрямая тупость, препятствующая усвоению лошадью даже самых элементарных требований и команд управляющего. Слабые, тряские и тупоголовые – так обыкновенно аттестуют своих коней требовательные дебютанты.
Несчастное соединение этих трех отрицательных качеств в лице одного-единственного мерина или кобылы вполне объясняет в глазах дебютанта такие печальные последствия, как, во-первых, систематическое повреждение городского организма во время утомительных дневных переходов, во-вторых, трудности текущего управления конем, который бегает из стороны в сторону от тропы и жрет на обочинах попутные лопухи, и, главное, в-третьих, традиционно позднее прибытие на полянки с супом, когда в наступившей темноте уже не видно ни самой полянки, ни того места, куда следует совать ложку, чтобы зачерпнуть ею наскоро сваренной уже в ночи солянки.
Вот вам один из характерных примеров такого рода трудностей и жалоб. У весело трещащего костра сидит с измученным бледным лицом дебютантка Светлана и почем свет кроет своего коня, из-за постоянных отставаний которого мы битых лишних три часа тащились по простейшей, прямой и ровной, дороге. У Светланы все мутится внутри и все жжется снаружи. Сам виновник опоздания и недугов невозмутимо трескает траву неподалеку на поляне. Он светло-коричневый, низенький, коротконогий, с широкими светлыми кругами вокруг грустных глаз, похожий то ли на ишака, то ли на лошадь Пржевальского из детской книжки.
– Чуть не померла я нынче! Совсем не хочет он у меня ехать. Не едет, и все тут. А подгонять не получается – у него брюхо толстое, у меня ноги короткие – не достаю! И трясет он страшно – всю спину мне надсадил, повернуться-наклониться теперь не могу. Кроме того, тропу он совсем не умеет держать. Всю дорогу мотается из стороны в сторону. И ест все время. Тупой он и очень медленный, вот что я вам скажу. Дайте мне другого коня завтра. Хватит!
Я слушаю и помалкиваю. Дело в том, что это уже второй Светин конь, причем аккурат тот, на котором я ехал вчера. И который бежал у меня просто отлично: веселой, мягкой и легкой рысью. Или шел таким же быстрым, легким и мягким шагом, ни на метр не отставая от едущего впереди Толи. Более того, его даже не надо было, как обычно, подгонять – лишь только намечался просвет между нами и задом белого Толиного коня, как мой скакун самочинно немедля прибавлял и нагонял проводника, делая это без тряски и смены темпа хода. Так он стремительно пробежал все 22 км на автопилоте, практически без моего вмешательства, чем меня совершенно поразил. Я буквально не мог на него нарадоваться. Ехал, забыв про дорогу, глазел по сторонам и натурально отдыхал. Оригинальная кличка этого коня-ишака была Бобо (возникшая от клейма на боку – БА). Я же успел прилепить к нему новое имя, Феррари, именно за его легкую и быструю, практически безупречную езду. И вот теперь слышу от недовольной Светланы про Бобо/Феррари следующее:
– Он вообще у вас не едет!
Толя и Ербулан, два наших молодых джазаторских проводника, к которым обращены эти гневные пассажи Светланы, сидят тут же у огня, молчат в ответ и посмеиваются. «Бобо не едет! вот же умора!» – думают они про себя, и им, и вправду есть над чем от души потешиться. «Вот непременно расскажем после похода всем в Джазаторе, что у нас лошадь не ехала, народ кататься по полу будет!»
Светлана дуется. Она решила, что глупые мужики смеются над ней, немало натерпевшейся от ленивого и глупого Бобо. Но Толя и Ербулан ни в коем разе не над ней смеются – их развеселила сама необычайная примененная Светой формула.
– Лошадь не едет! Ахахаааа! – заливаются мужики. – Лошадь! Не едет!! Ахххааа!!! – Толя и Ербулан хватаются за животы от смеха.
Представьте себе городского жителя, которому вдруг объявят, что совершенно исправный лифт, или усатый троллейбус, или, к примеру, новехонький белый «лексус», только что выкатившийся из салона не едут. Как это? – изумится горожанин.
Как это он вдруг может взять – и не ехать? Исправен? Новый? Бензин залит? Электричество подключено? И не едет??? Вот ведь чепуха! Ааааххаааа! И отойдет, плача от смеха, от такого чудака подальше подобру-поздорову.
Вот так и Толя с Ербуланом. Им до смерти смешно услышать про Бобо, которого они помнят еще вертлявым, легконогим жеребенком, про того самого Бобо, который не по разу проехал все кручи и топи окрест, который перевез на своем горбу не одну сотню копенок и стожков сена, про Бобо, который всем известен в особенности своим легким и быстрым ходом, как и своей завидной выносливостью и крепостью, что он не едет. Аааахххаааа! – ужасно смешно Толе и Ербулану. Бобо! Не едет! Ахааааха!!! Ну и умора!!!
Вот оно, третье, что крепко должен уяснить себе новичок. Все алтайские рабочие лошади – все они, без исключений, – несомненно едут. Те из них, кто, к собственному несчастью, своевременно и регулярно не ехали, давно сданы в Казахстан на мясокомбинат, на колбасу и на жирный козы. Оставшиеся в живых рабочие алтайские мерины и кобылы обучены именно что работать, и в первую очередь ехать под седоком, ехать быстрым и мягким ходом, как обычно и передвигаются местные жители. При этом и сам ход, и его скорость у всех местных лошадей примерно одинаковы. Попадаются, конечно, личности, которые идут чуть мягче или чуть быстрее прочих или, напротив, немного тормозят или подтрясывают, но разница эта несущественная. Итак, поверьте – коняга, которого вам вручили в самом начале похода, по определению исправен и несомненно едет. И если он вдруг принимается трясти вас так, что отстегивается голова, или сильно отставать от остальной группы, всячески тянуть волынку и дурить, если бросается гоняться за лопухами помимо тропы или то и дело вставать прямо на ходу, то это не значит, что он слабый, медленный, тупой и поэтому не едет. Дело тут, поверьте, не в нем, а исключительно в вас. Если лошадь отстает от группы и больно трясет седока, ест лопухи и засыпает на ходу, то это означает лишь, что в седле у нее сидит неумеха и лох, и лох этот – вы.
