Отношение алтайцев и русских таежников к горам, к природе, к Алтаю – тихое, сосредоточенное, уважительное. В горах и в тайге они никогда не спешат, не шумят, не суетятся, не берут лишнего, не делают пустого. Обязательно останавливаются на высоком перевале, дают отдохнуть лошадям. Перекуривают, пьют чай, молчат. Спустившись с перевала, сидят на берегу реки, глядя в движение изумрудных или белоснежных вод. Тщательно сжигают мусор в костре, или, еще лучше, закапывают его в сырую землю. Надежно гасят огонь в костре перед уходом, залив костер водой. Убирают палку, на которой висели котелки, и прислоняют ее к дереву – пригодится тем, кто придет после. Не жгут и не рубят живые деревья, только сухостой. Не охотятся в определенные фазы луны. Не шумят, не кричат, не сквернословят. Уважают горы, природу, птиц, животных и рыб. Уважают каждого встреченного в горах человека, знакомого и незнакомого. Действуя так, поступаешь правильно, обеспечиваешь себе в горах здоровье и удачу.
Всюду у алтайцев – приметные места, близ которых надо задержаться, про себя молча попросить у гор добра и содействия.
Вот впадает в речку чистый ручей, над которым склонились повязанные белыми ленточками ветки дерева. Вот на чистой золотой поляне выросло раскидистое одинокое дерево. Нависла над тропой скала, вся покрытая древними наскальными рисунками. Над ней родовая гора, на которую нельзя подниматься, на которой нельзя пасти скот и в сторону которой лишний раз лучше даже не смотреть. Вот скромный алтарь, спрятанный в глухом лесу. Он сложен из плоских камней, у него следует молча помолиться, выпить глоток водки, оставить монетку на счастье. Когда алтаец уезжает в лес на охоту или отправляется пасти скот на дальней стоянке, он сливается с природой, становится ее частью, его дыхание становится частью дыхания гор и даже свет его ночного костра не тревожит покоя и безмолвия ночной тайги.
Когда в горах темнеет, алтаец ложится спать под огромным кедром, подножие которого всегда выстлано мягкой сухой хвоей. Он укладывается на толстые и теплые попоны, снятые с натруженных спин отдыхающих и пасущихся ночью лошадей. Он укрывается толстым одеялом, сшитым из козьих шкур. На попонах и под козьими шкурами ему всегда спится тепло и покойно, даже зимой, в сильную стужу. На его голове вязаная шапочка, летом и она не нужна. Голова всегда остается на улице, на свежем воздухе. Рядом с ним остывают угли костра, неподалеку на поляне пасется надежно привязанный верный конь. Седла и сумины бережно сложены горкой под кедром, на случай непогоды. В тайге наступают покой и безмолвие, алтаец засыпает, чтобы подняться уже с рассветом и снова двинуться в путь.
На Мажое (Озеро, которое вытекло)
Отдохнув у каменного алтаря на солнечной поляне, мы продолжаем свой путь. Сразу от поляны, расположенной на лесистой вершине небольшого перевала, дорога устремляется круто вниз к реке Мажой (или Маашей), которая шумит где-то далеко внизу и пока что не видна нам за плотной стеной леса. Спуск настолько крутой, что мы не рискуем оставаться в машине и быстро сбегаем по извилистой дороге пешком. Юра едет за рулем уазика один, на первой передаче и тормозах, моля горных духов об удаче. Шутки с крутым спуском плохи, о чем наглядно говорит разбитая вдребезги белая «тойота», которая валяется в густых кустах чуть выше берега. У нее отказали на спуске тормоза, и «японка» улетела по крутому лесному склону вниз, вся раскрошившись об деревья. Хорошо еще, что водитель успел выскочить на ходу и тем спастись. Снизу от реки эта дорога выглядит совсем страшно, стремительно прорезая наискосок высокий, очень крутой и поросший густым лесом склон. Представляется совершенно немыслимым как спуститься, так и подняться по ней на автомобиле.
Внизу дорога приводит нас на берег реки, которая вся буквально разворочена паводком и селем. Берег у нижнего края дороги практически весь смыт и разрушен. От автомобильного моста, который когда-то стоял здесь на скотопрогонном тракте, не осталось и следа. Мажой поменял свое русло, разбившись на несколько проток. Самое глубокое и бурное русло клокочет у дальнего от нас левого берега, перейти его вброд на конях невозможно, слишком опасно. Все русло реки завалено вырванными с корнями огромными деревьями. Вывороченные каменные глыбы, горы песка и глины, рваные корни деревьев, заиленные кусты, огромные нагромождения плавника – мы убеждаемся, что река Мажой недавно пережила подлинную катастрофу.
Паводок и разрушительный сель на Мажое случились летом 2012 г., когда обильные дожди размыли прочную моренную плотину выше по течению, и в результате большое Мажойское озеро всего за пару часов буквально полностью вытекло, с ревом рванув вниз по ущелью, снося и сметая все на своем пути. Озеро существовало на Мажое 100 лет и вот так вдруг все целиком вытекло. Хорошо еще, что туристы, оказавшиеся в тот день в долине Мажоя, шли по тропе выше селевого потока и даже сняли его на видео. Никто тогда не пострадал, кроме самого вытекшего озера, размытых берегов реки и снесенных селем деревьев, а также разрушенного скотопрогонного моста.
Нам достается крохотная ровная площадка на нижнем краю дороги, где мы с трудом размещаем свои четыре палатки, одну рядом с другой. Больше встать все равно негде. Две палатки приходится помещать прямо на каменистый проселок. Наших проводников с конями пока не видно, и мы решаем ждать их здесь, на правом берегу Мажоя. Высота здесь довольно большая – 2105 м, но день держится жаркий и ясный, и отдыхать тут на речке для нас одно удовольствие.
Все наши вещи и припасы выгружены из уазика на землю, палатки расставлены, на костре варится обед, и Юра засобирался назад к себе в Курай, чтобы успеть доехать до дома к ночи. Мы тепло прощаемся, и машина, громко завывая, принимается карабкаться на крутой подъем, вскоре исчезнув в густом лесу. Дальше от Мажоя весь наш путь пройдет в седлах лошадей. Вечером начинается дождь, и мы расходимся по палаткам пораньше спать. Мы поражаемся: как это Юра сумел добраться на машине до верха перевала на этом страшном крутом подъеме?
Утром меня будит чей-то разговор у костра, потрескивающего совсем рядом, близ речного обрыва. Я выглядываю из палатки. Лена варит в котелке кашу, а рядом с ней на бревне сидит мужичок, отмахиваясь от дыма. Он в серой телогрейке и в светлой бейсболке, сдвинутой далеко на затылок. Его жидкие волосы скатались в тощие пучки и торчат в разные стороны. Лоб разрезают глубокие морщины, глаза у мужичка узкие, алтайские, с сильным прищуром. На ногах у него невысокие резиновые сапоги, в зубах дымит сигарета. Ага, это наши проводники приехали, соображаю я. Смотрю на другую сторону реки. И верно – невдалеке, на левом берегу, я вижу несколько пасущихся коней. Из леса левее от них сочится сизый дымок от костра. Прохладно, из-за гор медленно поднимается солнце.
Я вылезаю из палатки, умываюсь на речке и подхожу к костру. Остальной лагерь тоже понемногу просыпается, вытягивается из палаток на воздух. Тем временем знакомимся. Мужичка зовут Артем, он из села Чибит, помогать ему в походе будет его племянник Слава. Еще ранее утро, но Артем уже слегка пьяненький. Это меня озадачивает – не хватало еще проблем с проводником! Но мы с Леной пока молчим, изучаем обстановку.
После завтрака мы всей группой переходим речку и впервые садимся на наших коней. Мы выезжаем вверх по реке налегке, прихватив с собой только чай в термосах и бутерброды. Наш план на сегодня: сделать радиальный выход вверх по Мажою, к вытекшему озеру, и заодно получше познакомиться с лошадьми, на которых нам предстоит проделать долгий поход. Переходя пешком реку, мы сначала прыгаем от своего лагеря по галечным отмелям, перескакиваем небольшие речные протоки, а дальше находим, что через дальний, самый глубокий и бурный речной поток перекинуты кем-то несколько хлипких древесных стволов, неплотно пригнанных друг к другу. Здесь при осторожной ходьбе нам приходится балансировать руками и беречься от падения в реку. Потому-то Артем и не стал перегонять коней на наш берег: брода нигде нет, а по шатким и узким бревнам коням не пройти.
