Мы с Сергеем решаем, что Барсук решил пробежаться за нами по долине, чтобы после вернуться к Артему. Но Барсук продолжает бежать и бежать.
По долине уазик едет довольно быстро, поднимая легкую пыль, и Барсуку приходится постараться, чтобы не отстать от нас. Он бежит очень рационально, быстрым ритмичным галопом, не по дороге, а немного правее по траве, где нет камней и глубоких ям. Его большой розовый язык высунут из полуоткрытой пасти вбок и болтается в такт бегу.
Через два километра мы с Сергеем решаем, что Барсук, по всей видимости, ошибочно решил, что его хозяин Артем едет с нами, вот и увязался за машиной. Мы колотим в крышу кабины, и уазик останавливается у самого северного края долины Ачика. Отсюда вся долина видна как на ладони, виден и хутор, на котором остались Артем и Слава.
Володя вылезает из кабины и подходит к нам:
– Что случилось?
– Да вон – Барсук за нами бежит! Думает, наверно, что Артем с нами едет!
– Да не-е-е! – Володя машет рукой и садится обратно в кабину.
Уазик трогается и начинает медленно забираться на перевал. Нас обступает лес. Барсук продолжает бежать за нами. Мы ничего не понимаем. Как Барсук мог убежать от хозяина?
Дорога поднимается вверх узкой лесной просекой, ближе к перевалу подъем становится круче. Двигатель машины ревет, скорость падает до минимума. Барсук не отстает от нас ни на метр. Он словно привязан к нам невидимой нитью. Удивительно, но и вверх он бежит так же быстро и неутомимо, как и вначале, теми же ритмичными прыжками. Как будто нет никакого подъема вовсе. Собака только сильнее и чаще дышит и еще дальше высунула свой длинный розовый язык.
Мы проезжаем вершину перевала и начинаем катиться вниз. Теперь мы едем быстрее и Барсук понемногу начинает отставать. Он старается изо всех сил, бежит все стремительнее, учащает свои прыжки, но дистанция между нами растет. На некоторых поворотах мы теряем Барсука из вида, потом видим его вновь, ритмично бегущего по краю дороги. Так продолжается полтора часа, целых полтора часа изматывающей погони собаки за машиной. Где-то дорога становится хуже и мы тормозим перед ямами и каменистыми поворотами. Здесь Барсук настигает нас. В хороших местах дороги мы разгоняемся и он далеко отстает.
Так вместе мы добираемся до моста через Чую и выезжаем на гладкий асфальт Чуйского тракта. Впервые за много дней мимо нас летят машины, вокруг нас шум, люди, цивилизация. До Белого Бома от моста еще пара километров по асфальту тракта, вверх правым берегом реки. Барсук бежит вдоль обочины аккуратно, чтобы не попасть под колеса пролетающих мимо авто.
Когда мы тормозим у кафе и начинаем выгружать свои вещи, Барсук буквально падает от изнеможения в тень у забора.
Пес Барсук (фото В. Рыжкова, 2013 г.)
Он еще долго не может прийти в себя, глубоко и часто дышит и никак не может отдышаться. Язык собаки свесился вбок, пасть широко открыта, лохматые бока часто поднимаются и опускаются, хвост упал в пыль. Шутка ли, почти два часа по жаре, больше 20 км он несся по дороге за машиной, да еще и перебежал хоть и не очень высокий, но все же перевал! Барсук ужасно устал и теперь приходит в себя.
Но зачем он вообще убежал с нами?
У кафе тормозит КамАЗ с открытым сзади кузовом-фургоном. Из грузовика приносят наши чистые вещи, которые мы много дней назад оставили у Юры в Курае. Водитель КамАЗа и Володя стоят у грузовика, курят и о чем-то негромко разговаривают. Володе пора возвращаться обратно в Ачик, а КамАЗ тотчас уедет в Чибит.
– А чего Барсук-то убежал от Артема? – спрашиваю я напоследок Володю.
– Да надоело ему в горах. По дому соскучился. По хозяйкиным харчам! – улыбается Володя.
Отдышавшись под забором, Барсук вскакивает и бежит к КамАЗу. Он ловко запрыгивает в кузов, задний борт которого сейчас откинут вниз. Водитель закрывает борт, поднимается в кабину, и машина трогается в сторону Чибита. Последнее, что мы успеваем заметить, – это довольная хитрая морда Барсука, который удобно устроился у дальней стенки фургона на мягких теплых тряпках и катит теперь с комфортом по Чуйскому тракту домой, в родной Чибит.
По Курдйскому хребту и в верховьях Башкауса
(Кош-Агач, Курайский хребет, Красный перевал, река Верхний Ильдугем, верховья Башкауса, реки Кумурла и Калбакая, озера Калбакая, архары, Сайлюгемская степь)
Цанатов топор
Поздние летние сумерки в горах. Сыро и прохладно. Шумит по разноцветным камням быстрая прозрачная речка. Вокруг тропы густые и высокие, по пояс, мокрые и холодные кусты курильского чая, с маленькими желтыми цветочками. Идешь по ним к реке с закопченым котелком, а вода заливается сверху в сапоги с мокрых листьев и веток. Мы только что спешились и теперь торопимся разбить лагерь, развести костер, приготовить чай и пищу, просушиться.
Я быстро ставлю палатку, приминая прорезиненным днищем высокую мокрую траву. Позади долгий, на весь день, конный переход. Вышли утром с озер Калбакая, приехали к месту ночлега только в сумерках. Позади почти полсотни километров – долгий и быстрый переход. Два перевала выше 2500, пара коротких привалов, полдня под ледяным дождем. Теперь мы хлопочем по хозяйству на небольшой чистой речке Узунтытыгем, левом притоке реки Кокоря. Это в южных отрогах восточной части Курайского хребта, над степью Кокоря, восточной частью огромной Чуйской степи.
Путешествие по Курайскому хребту и верховьям Башкауса
Поляна на этот раз небольшая, круглая, со всех сторон окруженная скалами. Высота почти 2100 м, поэтому холодно. Но зато под защитой скал нет ветра. А главное, здесь есть дрова. На левом берегу Узунтутугема гора круто уходит вверх, вся она покрыта густой лиственничной тайгой. По-алтайски узунтытыгем – длинная лиственница. Деревья и правда высокие.
Посреди нашей поляны лежит покрытый мокрой темной корой огромный ствол давно упавшей лиственницы. Наш проводник из Саратана Цанат принимается отрубать от него щепу для костра. Под мокрой корой древесина лиственницы сухая, звонкая. Щепа легко отделяется от ствола и быстро разгорается жарким огнем. Сооружаем сразу большой костер, обступаем его кругом и сушимся: за день все насквозь промокло – одежда, обувь, вещи. Огонь согревает нас, от вещей идет густой пар, в котелке закипает вода для чая.
Цанат – крепкий среднего роста сорокалетний мужчина из деревни Саратан, расположенной на среднем Башкаусе, в густой тайге. Он неразговорчив и доброжелателен, часто заразительно смеется. На его голове серая городская шляпа, которая делает из него настоящего ковбоя. Шляпа очень идет ему. Внешне он совсем не похож на алтайца, скорее на индейца или тибетца. Цанат любопытен как ребенок, ему все интересно.
