– А как вы проехали на Юнгур? – спрашивает Женя.
Мы отдыхаем на стоянке и я достаю карту. Расстилаем ее на траве, я подробно рассказываю и показываю на карте ту единственную дорогу, по которой можно попасть на Юнгур со стороны Карагема и Аргута. Жене интересно все: какой там перевал, где можно встать на ночлег, есть ли поляны для прокорма лошадей, где искать брод через сам Юнгур и каков он по характеру, каких зверей мы там видали.
– Осенью поеду туда, посмотрю! – говорит Женя, в цепкой памяти которого уже лежит в нужном месте вся эта будущая дорога.
Смеркается, одинокая утка плавает прямо посреди озера. Что это за утка и почему она плавает одна, никто из нас толком не знает. Цанат говорит, что таких здесь много и он такую уже добывал и ел.
Утка выглядит довольно неприятно. Она черная как уголь, у нее несуразно большая квадратная голова на короткой шее. На груди – большое белое пятно, белые пятна и на крыльях. Скорее всего, это чернозобая гагара, которая водится в этих местах. Она плавает туда-сюда по тихой воде озера и кричит, а скорее плачет протяжно: «и-и-и-и-и». Нам жалко одинокую утку, но проводники-алтайцы деловито расчехляют ружье.
Они берут горсть патронов и идут на самый берег, где его уклон круто падает к воде и к прибрежной осоке. Женя заряжает карабин, ложится в редкую сухую траву и тщательно прицеливается. Хлопает громкий выстрел – промах. Проводники спокойно и негромко что-то обсуждают между собой по-алтайски. Гагара, как ни в чем не бывало, медленно плывет посреди озера и выводит свое жалобное высокое «и-и-и-и-и». Треугольником разбегаются за ее хвостом волны. Мы молча пьем чай и наблюдаем.
Женя снова ложится, прицеливается и стреляет. Опять промах. Потом еще один.
Проводники невозмутимы, как и плачущая одинокая утка. Темно-синяя вода озера неподвижна как сталь. В горах очень холодно и очень тихо. В воде чернеет отражение горы со снежниками, почти совсем уже стемнело. Над горой плывет среди первых звезд молодой месяц, в бинокль видны острые края лунных кратеров – так прозрачен здесь воздух.
Женя и Цанат не унимаются. Им хочется добыть эту утку. Теперь ложится стрелять Цанат и со второго выстрела попадает в гагару. Голова утки падает в воду, она замирает, вода вокруг утки становится гладкой, как зеркало, гаснущее в ночи. Довольные проводники возвращаются к нам и греются горячим чаем.
– А как вы ее оттуда достанете, с середины-то озера? – интересуюсь я.
– Да ее к утру к берегу ветром прибьет! – отвечает Цанат, поправляя шляпу, поднятую на затылок во время стрельбы.
Вскоре мы расходимся по палаткам, над которыми полная тишина и яркое звездное небо. Посреди озера в тонкой лунной дорожке чернеет неподвижно мертвая утка.
Утром стоит полный штиль. Встало солнце, оно ярко освещает зеленые горы, в холодных зеркальных озерах – отражения синего неба, гор, скал, снежников. Кони вдоволь наелись за ночь травы и неподвижно стоят, полузакрыв глаза. Вот только злополучная утка все так же неподвижно торчит посреди озера, причем в том самом месте, где ее застали ночь и роковой выстрел.
Проводники удивились, что утку не прибило к берегу, и тихо обсуждают, что с ней делать дальше. Они решают попытаться достать утку с помощью удочки и спиннинга. Встав у самой кромки воды, они раз за разом забрасывают крючок с грузилом как можно дальше в озеро, но леска едва достает до половины расстояния до гагары.
Женя и Цанат сворачивают удочку. И обсуждают новый план. Пока мы завтракаем и с интересом наблюдаем за их предприятием, Цанат надевает высокие резиновые сапоги и идет к дальнему мысу, ближе всего выступающему к утке. Там он заходит выше колен в воду среди высокой осоки и начинает зашвыривать камни далеко в озеро. Камни собирает на берегу и подает Цанату 13-летний Рамис, из села Мухор-Тархата (короткая река), племянник Жени. Рамис первый раз в жизни в таком длинном походе, ему все страшно интересно. Цанат старается бросать камни так, чтобы они падали за уткой, а не перед ней, или же не по бокам от нее.
По недвижной глади озера расходятся круги. Булькают камни. В бегущих кругах блестит солнце. Качается на волнах черная утка. Нам становится ясен новый план проводников насчет утки. Волна, поднимаемая камнями, понемногу сносит утку к берегу, в направлении самого Цаната. Так и есть, через полчаса довольный Цанат идет с уткой в руке, держа ее за короткую черную шею. Квадратная голова утки бьется об Цанатов кулак.
Мы обступили Цаната и рассматриваем утку. Угольно-черная, на груди большое белое, как будто в сетку, пятно. Страшная большая голова. Цанат быстро разделывает ножом утку, бросает шкуру и перья в куст карликовой березы. Мы берем утку с собой в дорогу, чтобы Лена потушила ее на костре вечером на Узунты-тыгеме. Мясо утки долго тушилось, оказалось очень жестким, крепко держалось за тонкие утиные косточки, но все же было вкусное, ароматное – настоящая дичь.
Мы вьючимся, проводники седлают коней. Вдруг мы слышим сзади, с озера, длинный плачущий крик. «И-и-и-и-и». Вздрагиваем и оглядываемся.
Посреди озера плавает другая черная как уголь утка с большой страшной головой на короткой шее, с белым пятном на груди. Откуда она взялась? Плавает и кричит высоким тоскливым голосом: «и-и-и-и-и-и-и».
Это пронимает даже наших невозмутимых проводников. Они на миг замерли и смотрят на утку. Самые сентиментальные из нас думают: а не пара ли это той нашей утке, что уже упакована в котелок и сумину, без перьев и без головы, и которая ждет теперь, когда мы ее потушим на костре? Черт ее знает…
Мы садимся на лошадей и уезжаем в сторону Богояша, поглядывая на одинокую черную утку, беспокойно кружащую посреди озера. Нам немного не по себе.
Архары
У нас выдался свободный день в долине озер Калбакая. Мы решаем выехать налегке, без вещей, и изучить саму долину и окружающие ее горы.
Сначала больше часа едем вдоль левого берега длинного узкого озера посреди долины, по болотистой подошве горы, которая уходит вверх справа. Впереди маячит серая шляпа Цаната, сзади качается бейсболка Жени. Тропы нет, едем едва различимыми маральими тропками по густым зарослям карликовой березы. Проводники говорят, что в этой долине обычно проводят холодную долгую зиму крупные самцы марала, быки. У корней низких распластанных березовых кустов лежит снег: вчера в течение дня здесь сменяли друг друга холодный дождь, снег и град. Солнечно и жарко, вокруг нас роятся тучи черных слепней.
Мы обрызгались вонючей химией и слепни недовольно отскакивают от нашей красной от солнца кожи. Но коням приходится тяжко. Я еду и луплю ладонью то влево, то вправо, прибивая по две-три твари за один удар: на суминах, на колене, на седле, на крупе коня. Толку никакого – слепни налипают на лошадей и впиваются в их теплую кожу все новыми волнами.
Дорога по долине – кусты, грязь, болото, под жидкой грязью острые камни. Кони мучаются. К озеру близко не подъехать. Ниже к воде – глубокое болото, выше – непроходимые россыпи крупных камней. Петляем по бездорожью между первым и вторым, продираясь через сухую и пыльную карликовую березу, у корней которой смесь грязи и нерастаявшего снега.
