День второй: старый рудник над Карагемом
Наутро нас встречают яркое солнце и веселое пение лесных птиц. На траве, заметно подъеденной нашими конями, блестит крупная роса. Лошади уже давно проснулись и весело вертят глазами, сытые и довольные. Бока их лоснятся. Они даже не щиплют траву – так наелись за ночь. Мы собираемся и пускаемся в путь, полные безмятежности и приятной отпускной лени.
Сразу за Карасу лес кончается и дорога идет дальше сухим сыпучим склоном, на котором растет жидкая серая травка и торчат колючки. Мы по-прежнему едем высоко над руслом Аргута, который белеет слева далеко внизу. Вскоре перед нами открывается просторный вид на устье Карагема, на село Старый Аргут и на всю долину Аргута в ее западном направлении. Справа от нас уходит вверх крутой склон безымянной горы-трехтысячника, западной оконечности Южно-Чуйского хребта. Слева, за Аргутом, возвышаются ледники и снежники массива огромной горы Шенелю (3888 м) – восточного окончания Катунского хребта. Отсюда по прямой недалеко и до самой Белухи – километров тридцать, не больше, но ее загораживают от нас снежные вершины Шенелю и Куркуре. По речке Куркуре к Старому Аргуту падают живописные водопады, тенистые северные склоны Катунского хребта покрыты густой темной тайгой, над ними лежат прохладные фиолетово-голубые ледники.
Сама долина Аргута здесь сухая и солнечная. Левый берег реки таежный, правый – сухая каменистая степь, по которой днем бегают суслики, а ночью скачут тушканчики. По берегам реки растут высокие серебристые тополя. У устья Карагема густые заросли дикой облепихи, щедро обсыпанные оранжевыми ягодами. Повсюду пасется скот: лошади и коровы, бараны и козы.
Мы спускаемся крутым уклоном к устью Карагема и, не доезжая до его устья, забираем вправо, медленно углубляясь в долину Карагема (Кара-Кем – черная река). Вдоль реки тянутся густые заросли ивняка, растут редкие тополя. Едва видная проселочная дорожка бежит между большими и круглыми, явно ледникового происхождения, белыми камнями. На повороте в каменистой степи над Карагемом видна группа вросших в степь древних курганов, близ них торчат из земли черные камни. Дорожка ведет к пастушеским стоянкам, которых здесь, на Нижнем Карагеме, несколько. Сам Карагем – это крупный правый приток Аргута, сильная и быстрая река, берущая свое начало на востоке, в ледниках горного массива Актру. Долина Карагема дикая, красивая, таежная, населенных пунктов в ней нет. Джазаторцы ездят сюда охотиться и рыбачить, а в низовьях пасут скот.
На противоположном от нас правом берегу Карагема до самого неба стоят огромные вертикальные горные стены. Это самый западный отрог Северо-Чуйского хребта. Ущелье Карагема как раз и разрезает два снежных хребта Алтая, Северо-Чуйский и Южно-Чуйский. В вертикальных стенах по правому берегу Карагема видны узкие темные щели, в них летят вниз невидимые холодные ручьи. Мы подъезжаем к реке, на другом берегу которой видны бревенчатая избушка и огороженный плетнем из выгоревших на солнцепеке жердей загон для скота. Стоянка сейчас безлюдна.
Здесь, у стоянки, и находится брод. Карагем широко разлился по разноцветному галечному дну, галька блестит под водой на солнце, прозрачная речка бесшумно мчится, сверкая на гребнях волн и на перекатах. В глазах у нас рябит от бликов на воде и разноцветной гальки, горы плывут и качаются, в голове все кружится от движения реки, зноя, пения птиц и трескотни кузнечиков. Над травой висят шмели и пчелы. Жарко, томно, в воздухе качается горячее полуденное марево.
– В воду не смотрите лучше во время брода! – кричит нам Кошон, шумно погружаясь в холодные воды Карагема передними ногами и грудью разгоряченного на солнце коня. – Может голова закружиться. Тут у нас был случай, когда у туристки голова закружилась и она свалилась в реку прямо с лошади. Потом вылавливали ее ниже по течению! – смеется он.
Мы один за другим, строго след в след, въезжаем в реку. Вода обтекает брюхо наших коней, мочит обувь в стременах. Брод направлен наискосок реки, сверху вниз по течению, копыта лошадей скользят под водой по гладкой гальке. Вода летит внизу, притягивая к себе наши взгляды и кружа головы. Лошади ступают в реке осторожно, вода пенится вокруг их сильных ног. Мир вокруг растворяется, становится призрачной декорацией. Все, что мы теперь видим, – это только головы и гривы наших коней, зажатый в руке повод, разноцветную гальку на дне реки, мчащуюся влево наискосок от нас прозрачную воду и колонну всадников, словно бы плывущих по течению реки невесть куда…
Переезжая реку и стараясь держаться строго за хвостом идущего впереди коня Кошона, я вспоминаю, как наш американец Игорь, едущий позади меня, искупался однажды вместе с лошадью в Катуни. Причиной тому была его собственная ошибка. Случилось это в самом первом нашем походе, к истокам Катуни. Когда мы расстались тогда у Язевого озера с пьяненьким егерем-казахом и спустились к Катуни, едущий впереди колонны Ефимыч строго предупредил всех нас:
– Брод этот очень глубокий. Вода белая, внизу ничего не видно. Я поеду впереди, а вы за мной. И смотрите не растягивайтесь. И езжайте строго след в след за мной. Ни шагу в сторону!
Ефимыч въехал в белоснежную ледяную Катунь, я двинулся за ним, стараясь держаться возможно ближе. За мной потянулись все остальные. Был теплый летний вечер, солнце уже цеплялось за верхушки сосен, быстро закатываясь за гору. Мы спешили попасть на широкую поляну, чтобы встать там на ночлег. Поляна была хорошо видна прямо перед нами, сразу за рекой.
Несмотря на предупреждение Ефимыча, колонна сильно растянулась на реке. Катунь широко разливалась по долине, глубина ее была небольшая – по колено лошадям. Мы, сильно уставшие за долгий дневной переход, ехали медленно и в полудреме. До правого берега оставалось совсем немного, когда сзади кто-то громко закричал. Мы с Ефимычем резко обернулись. Посреди реки в молочной воде Катуни метались рядом две головы – голова Игоря в красной бейсболке и голова его коня, с торчащими острыми ушами. Игорь громко блажил матом, а все прочие всадники замерли посреди длинного брода, ошеломленные произошедшим. Американец ехал самым последним и далеко отстал от колонны. Ехавшие впереди него также двигались небрежно, и каждый из них по очереди, на полметра-метр, отклонялся от брода, показанного Ефимычем. В результате Игорь отдалился вбок уже метров на пять-шесть и угодил в глубокую невидимую речную яму. Яма была такая глубокая, что лошадь Игоря ухнула в нее по шею, потеряв всеми четырьмя ногами дно. Вместе с ней ушел под воду и американец.
– Да чтоб тебя! Куда ты его завел, зараза?! – разозлился на Игоря Ефимыч. Не было еще в том году у него группы, чтобы кто-то не поплавал в Катуни.
Тем временем сам Игорь страшно напугался и громко материл из воды своего коня и особенно Ефимыча. Игорева лошадь также была до смерти перепугана. Она что есть мочи гребла по-собачьи и через минуту сумела вынести Игоря из глубокой катунской промоины на галечное мелководье. С лошади, с сумин, с ремней, с поклажи, с самого Игоря ручьями стекала вода. Он искупался в ледяной реке по самое горло и теперь дрожал от холода.
– Чертов Ефимыч – ты куда нас завел?! – громко ругается мокрый Игорь.
