– Завтра полегче будет! – смеется Кошон.
А Петр молча сплевывает и хмуро уходит спать.
День четвертый: «Маяк» над Юшуром
Утром, казалось, все у нас пошло на лад. Небо над ущельем Чибита стало ясным, солнце сверкало сквозь редкий лес, скоро оно вышло выше деревьев и принялось сушить наши палатки и вещи. Весело кипел на костре чай, варилась каша. Выехали в хорошем настроении. По нашему опыту главное было пройти перевал, а уже там, за перевалом, дорога обыкновенно становится проще, долины шире, воздух теплее, жирного хариуса в чистых речках ловится больше, ехать становится легче. А перевал мы уже прошли накануне, так что все теперь у нас будет прекрасно. Направление – на заповедный Юнгур. План на сегодня был добраться до Юнгура и встать там лагерем.
Проехав еще с километр лесом на север, мы очутились на продолжении вчерашнего бесконечного косогора, правда, уже просохшего на солнце и кажущегося обманчиво беззаботным – с бабочками и пчелами, порхающими над ароматными цветками. Устье Чибита в том месте, где он впадает в Юнгур, уже хорошо виднелось впереди и внизу. Судя по карте, мы должны были скоро спуститься туда и перебрести главную реку на ее правый берег. Мы ехали беззаботно, сняв куртки и греясь на солнце.
Пейзаж вокруг нас был дивной красоты. Чибит веселой белой ленточкой бежал слева далеко ниже в ущелье. Весь склон до него был покрыт мощной тайгой, большей частью – древними огромными кедрами. Выше границы леса прямо под нашими ногами сверкал ярко-зеленый травянистый косогор. Дорожка едва заметно виляла в солнечной ароматной траве. Противоположный берег Чибита весь был еще в тени, от него дышало прохладой. Там высились огромные, более чем километровые, стены красных, фиолетовых и зеленых скал. Во многих местах по скалам стекала и сочилась вода, падали тонкие пенистые белоснежные водопады. Надо всем этим лежали снега и льды. Тайга вокруг устья Чибита высилась густая, угрюмая, непроходимая. Мы ехали, млея на солнце, щурились, вертели головами, любовались красотами ущелья, предвкушали радости теплого Юнгура. Казалось, что после двух дней испытаний утраченная буколика вернулась к нам, да еще и с прибавкой.
И снова все испортил угрюмый Петр. Как и вчера, он ни с того ни с сего, без предупреждений и тем более объяснений, резко повернул своего коня вправо и съехал с тропы. И вновь, как и вчера, начал круто взбираться вверх косогором. Непонятно куда и непонятно зачем.
Вот же черт его побери! Так подумали мы все. Кошон позади нас опять лишь горестно замахал руками.
Пришлось нам всем карабкаться вслед за Петром. Все было так же, как вчера: крутой косогор до самого неба, лезущие вверх на пределе возможностей лошади… Хорошо хоть, что нынче был просохший склон!
Пожалуй, сегодняшний подъем был даже круче, чем накануне. Мой конь несколько раз вставал на склоне, замерев и дрожа, не в силах больше карабкаться вверх со мной в седле, с тяжелыми суминами по бокам. Тогда я спешился и медленно полез впереди него, дергая за веревку. Так мы взбирались все выше и выше, совершенно не понимая, зачем мы это делаем. Разве не проще было бы спуститься к Юнгуру лесом, а не подниматься от реки наверх к облакам, непонятно с какой целью? Подъем оказался затяжным – не меньше 400 м по вертикали от тропинки на косогоре, которая и без того бежала выше границы леса. Чибит остался где-то очень далеко внизу, мы лезли сейчас куда-то в направлении вершины огромной горы.
Часа полтора спустя, изрядно уставшие, мы выбрались на небольшую круглую каменистую шишку, выступающую из горы. Там спешились и сделали короткий привал. С круглой шишки мы видели практически все течение Чибита – от перевала Ашра-Чибит до впадения в Юнгур. Позади нас виднелся длинный косогор, на который мы потратили два дня. Перед нами падала вниз километровая пропасть к Юнгуру, река петляла далеко внизу. Справа уходил вверх склон горы. Юнур внизу был очень живописен. По его берегам рос густой лес, виднелись зеленые поляны, за рекой круто поднимались высокие горные стены. Влево вдалеке внизу мы видели голубые ущелья примерно там, где Юнгур впадает в Аргут. Вправо нам открывалась вся большая долина Юнгура высоко вверх, километров на пятнадцать.
Тишина. Кто-то курит, кто-то пьет чай. Яркое солнце греет и слепит нас. Ветра нет, полный штиль.
– Мы это место называем «маяк»! – рассказывает Кошон. – Оно на углу горы, отсюда открывается вид во все стороны, как с маяка. И само это место тоже видно отовсюду. Вот поэтому и назвали его «маяк».
На круглом бугре никаких следов человека: ни спички, ни бумажки. Только медленно колышется теплый воздух и сушит траву солнце.
Однако как мы отсюда попадем к Юнгуру? Ничего кроме пропасти с маяка не видно, а до берега реки будет поболее километра по вертикали.
Петр и Кошон в сторонке обсуждают этот же вопрос. Подойдя к нам, Кошон сообщает:
– Здесь есть одна старая тропа, верхом. Но она уходит шибко далеко, в самые верховья (Юнгура), а нам надо прямо здесь где-нибудь спуститься. Во-о-он на ту поляну! – Кошон показывает вниз, где прямо напротив маяка на другом берегу реки лежит большая ровная зеленая поляна. И правда, прекрасное место для стоянки конной группы.
До поляны от маяка рукой подать, чуть больше километра, но по вертикали. Между нами пропасть. Как же мы туда попадем, на эту полянку? Мы начинаем подозревать неладное и волноваться. Я разворачиваю карту и убеждаюсь, что никакой тропы на ней нет: ни до маяка, ни самого маяка, ни от маяка дальше – что верхом по гребню, что прямо вниз. Короче, едем дикими охотничьими тропами, знакомыми только молчаливому Петру. Спрашивать его о чем-то бесполезно. Будем просто следовать за ним, и будь что будет.
Сели на коней и двинулись дальше. Проехали небольшое седло, на котором действительно была видна едва заметная старая тропа. Она убегала вершиной склона далеко вперед и терялась там среди камней. Нам же надо было прямо вниз, к Юнгуру, и тогда мы снова съехали с тропы.
Вниз падала длинная серебристая осыпь, метров в тридцать шириной, очень крутая. Она уходила вниз так далеко, что мы даже сверху не видели ее нижнего края. Судя по всему, это было ложе огромной лавины, которая сошла здесь когда-то, сметая на своем пути, как бритвой, могучие деревья лежащего ниже нас густого хвойного леса. Осыпь вся была устлана плоскими острыми камнями, с режущими изломанными краями, в толстом слое которых вязли ноги и утопали копыта лошадей. Мы начали спуск по осыпи. Уклон был большой, и мы сползали вниз почти лежа на спинах, упираясь ногами и руками. Сзади осторожно съезжали вслед за нами на своих напряженных крупах тяжело навьюченные кони. Съезжала и хрустела осыпь, катились серебристые камни, мы молчали и пыхтели от напряжения. Еще громче пыхтели позади нас потные кони. Жаль, никто нас не видит здесь! Вот так конный поход! Мы были похожи скорее на спускающихся с вершины скалолазов, зачем-то прихвативших с собой на восхождение коней, чем на степенно едущих по тропе конников.
А уж эти алтайские лошади – настоящее чудо света! Кажется, что им подвластно решительно все. На вид скромные, невзрачные, невысокие, непородистые, они смело направляются туда, куда не всякий человек решится сунуться. Они спокойно трусят по узким тропкам над отвесными пропастями, карабкаются по почти отвесным стенам, переходят вброд бурные горные реки, продираются через густые буреломы, переходят, проваливаясь по брюхо, снежные поля, не пугаются болот, одолевают километровые крутые перевалы и при этом еще везут на себе людей с их грузами. Лошади – настоящие, скромные и незаменимые герои Алтайских гор. Что люди делали бы без них, как они выжили бы без них? Да никак! Алтай никогда не был бы освоен и обследован людьми, если бы не алтайские кони.
