Часа через два этой мучительной борьбы с лесными завалами мы начинаем забирать все выше лесом и постепенно оказываемся на прежней нашей верхней тропе. Здесь мы получаем короткую передышку и даже проезжаем какое-то расстояние в седлах. День сухой и жаркий, тропа безопасна и скоро выбегает из леса на все тот же длинный косогор, сильно выше Чибита. Мы едем еще час косогором, набирая высоту, как набирает высоту и река внизу и справа от нас.
Впереди уже виднеется створ долины, ведущей непосредственно к перевалу, и тут Петр начинает круто спускаться к речке. Спуск косогором настолько крутой, что все спешиваются. Косогор уходит далеко вниз, метров на четыреста по вертикали. Мы сошли с тропы, ноги у нас едва держат склон, и мы то и дело падаем, снова повисая на веревках, привязанных к мордам коней. Лошади очень осторожно спускаются, низко приседая на задние ноги и упираясь в землю передними. Не будь их, мы давно улетели бы кубарем в пропасть.
Первым спускается Петр, за ним, спотыкаясь и падая, тащится Петер. Игорь, как и в лесу на спуске от маяка, давно отпустил своего коня и, хромая, едва поспевает за остальными, постанывая от боли в ноге.
Наш немец Петер очень устал в этом тяжелом походе и что-то орет теперь по-немецки в спину невозмутимому Петру, прыгающему впереди него все дальше вниз. На ногах у немца пижонские оранжевые сапоги из натуральной кожи, с гладкой подошвой, которая плохо держит крутой травянистый, хоть и сухой сегодня склон. По этой причине полный и круглый Петер то и дело падает и катается по склону как теннисный мячик. Он падает, катается, вскакивает, снова падает, снова катается и все громче проклинает Петра. Петер рычит и визжит по-немецки, но алтаец Петр лишь ускоряет ход и, как обычно, не оборачивается. По косогору раскатывается звонкая немецкая брань:
– Какого черта! Будь ты проклят! Какого дьявола ты здесь спускаешься? Чтоб ты сдох! Мы за что тебе деньги платим!? Чтобы подохнуть на этом треклятом косогоре? Чтоб ты провалился! Какого дьявола ты свернул с тропы?! Ты не видишь, что здесь нельзя спускаться?! Что здесь слишком круто! Вот дерьмо! Ааа! (Петер валится на спину.) Вот же дерьмо собачье! Будь ты проклят! Ааа! (Валится на бок.) Вот дерьмо! (и т. д.)
Мы все тоже то и дело катаемся по косогору и при этом плачем от смеха, растирая слезы по грязным, обожженным солнцем физиономиям.
– Петр же по-немецки ни слова не знает! – хохочет Кошон.
Похоже, что и сам невозмутимый Петр впереди тоже весело потешается над немцем, ускоряя шаг и не обращая на его вопли никакого внимания.
Так, весело хохоча и падая, под вопли Петера мы скатываемся по косогору прямо к Чибиту. Косогор круто падает в прозрачную речку, и я, как только взбираюсь вслед за всеми в седло, немедленно улетаю вперед, прямо через голову своего коня. И не миновать мне купания в ледяной воде, если бы не мой преданный и надежный коняга. Когда я, перелетев через его голову, каким-то невообразимым образом повис у него на шее, крепко обхватив ее руками, он встал как вкопанный и поднял шею повыше, удерживая меня над водой. Мои ноги болтались в считаных сантиметрах над стремниной, и я аккуратно выбрался на берег. Сколько раз вот так кони нас выручали за эти дни – не сосчитать!
Дальше дорога становится проще. Мы едем знакомой тропой вверх по течению, то и дело въезжая в саму реку и двигаясь по неглубокой чистой воде. Дело уже идет к вечеру, и скоро, пока не стемнеет, нам надо будет выбрать место для ночевки. Мы стараемся успеть подобраться как можно ближе к перевалу Ашра-Чибит. Ведь уже завтра мы должны подняться на перевал и спуститься с него к Карагему, где нас будет ждать машина. Наше время быстро уходит.
И здесь мы внезапно встречаемся с медведем. Первым его замечает Петр, едущий впереди. Мы движемся широкой долиной с небольшим леском вдоль речки. Справа поднимается высокий безлесый склон горы, поросший понизу густым кустарником. В нем и бродит, лакомясь ягодой, медведь.
Петр тормозит и, когда мы подъезжаем поближе, делает нам знак соблюдать тишину. Мы замедляем ход и молча, шагом продвигаемся вперед, наблюдая за зверем.
Ранние сумерки, солнце уже зашло за горы, но еще светло. Медведь бродит в кустах, пока нас не замечая. Его отлично видно. Расстояние до него метров четыреста, его темно-коричневая, издали кажущаяся черной шерсть резко выделяется на фоне зеленых кустов.
Мы медленно приближаемся и наконец он нас почуял. Остановился в кустах, задрал голову и вертит ею во все стороны. Медведи плохо видят, но у них отличные слух и обоняние. Мишка, как видно, услышал звон стремян и топот копыт, а еще почуял наш резкий запах. Перепугавшись от неожиданного появления здесь людей, зверь выскакивает из кустов и сдуру мчится прямо на нас. Мы встаем на тропе.
– Держите коней покрепче, могут понести, – спокойно говорит нам Кошон.
Петр разматывает и заряжает карабин, не сходя с седла. Медведь скачками, галопом, приближается к нам. Лошади нервно переступают, дергают головами, стригут ушами. Метров за сто медведь внезапно нас обнаруживает. Он потрясен до глубины души. Представьте только его изумление – прямо перед ним вырастает целая кавалькада коней и людей, все в разноцветных куртках, с фотоаппаратами в руках, а один, что ближе всех к нему, так и вовсе с ружьем!
Медведь резко тормозит, упираясь в землю всеми четырьмя лапами. Затем мгновенно разворачивается и принимается улепетывать – еще быстрее прежнего. Он несется огромными ритмичными прыжками вправо от нас, по склону горы вверх. Он убегает по диагонали, все выше и дальше. При всей его кажущейся нескладности бег зверя мягок и легок, он мчится упруго и грациозно, как кошка, скорость его огромна. Медведь мчится вверх по крутому склону с той же легкостью, что и по ровной дороге. Травянистый косогор огромен, открыт, и мы наблюдаем галоп медведя минут десять, пока он не скрывается за гривой горной складки. Нас поражает сила этого зверя: он взлетает на двести метров вверх, крутым подъемом, не замедлив при этом своего бега ни на мгновение. Бот это мощь!
– Молодой еще! Двухлетка! – говорит Петр, убирает карабин и трогает коня.
Через полчаса, достигнув верхней границы леса, мы встаем на ночлег. Пока все идет по плану. За два дня мы вернулись из верховий Юнгура почти что к самому перевалу на Карагем, проехав за счет высокой скорости и рискованного маневра с бродом четырехдневный путь за два дня. Без малого за эти два дня мы преодолели полсотни километров. Назавтра нам надо будет забраться на перевал и спуститься с него до самого Карагема, а там перебраться на машину и уехать в Джазатор. И тогда мы, может быть, успеем еще на наши самолеты.
Уже темнеет. В горах синий беззвучный вечер. Высота больше двух километров, вокруг нас редкий лес. Холодно. На западе небо еще розовеет, но наверху по всему небосводу уже высыпали яркие звезды. Вдалеке уже виднеется глубокое седло перевала Ашра-Чибит. Поляны, как таковой, нет, и мы мостим палатки между скал на узких языках влажной травы и глины. Коней разводят по лесу в разные стороны, корма здесь мало, утром лошади будут ехать впроголодь.
Устраиваем костер у подножия курума, сложенного из крупных серых камней. В куруме испуганно попискивают черные мохнатые пищухи. Пока мы варим суп и кипятим чай, Петр и Кошон высматривают в свои бинокли козерогов. И тут же находят их. Мы видим, как в сгущающейся темноте на выступах скал стоят и лежат крупные горные козлы с загнутыми назад рогами – здесь их места, так называемая текеля.
