В июле 1920 года Госдепартамент США снял все ограничения на торговлю с Советской Россией, и на исходе этого же месяца было подписано соглашение между «Джерси-Стандард» и «Бранобелем». Верный своим привычкам, Эммануил до последнего момента колебался: по словам своей сестры Марты, он не мог «осознать или признать всю серьезность создавшейся в отношении семьи ситуации».
Согласно соглашению, «Джерси» обязался выкупить половину семейных активов Нобелей в «Бранобеле», в свою очередь имевшем доли в 28 российских дочерних компаниях. Важно отметить, что речь идет о половине пакета акций семьи, а не о половине акций предприятия. Цена пакета составила 11 500 000 долларов. Однако имелась загвоздка: семье принадлежало только 20 процентов акций. 5 000 000 долларов, необходимых для приобретения контрольного пакета, следовало поделить между «Джерси» и «Бранобелем». Другим осложнением было то, что из 36 000 семейных акций 26 000 оставались в Советской России, находясь, судя по всему, в руках властей. Оба эти обстоятельства повлияли на условия оплаты. В обмен на получение сертификатов, соответствующих 13 000 акций «Бранобеля», «Джерси» обязался в течение двух лет выплатить 6 568 000 долларов. Что и было исполнено. Оставшаяся сумма должна была быть выплачена по получении недостающих 5000 акций и по возвращении советскими властями экспроприированного имущества товарищества «Бранобель».
Таким образом, деньги, полученные семьей Нобель за половину пакета своих акций, составили 6 568 000 долларов (около 5 миллиардов рублей сегодня). Это примерно соответствовало сумме, украденной у каждого из братьев большевиками, но учитывая, что проданные акции, с одной стороны, не были у них на руках, а с другой, что неясно, существуют ли они вообще, – соглашение было блестящим. С точки зрения «Стандард-Ойл» оно, наоборот, стало одним из худших за всю ее историю. Однако решение, основанное на убеждении в скором падении советской власти, было принято правлением почти единодушно, за исключением только одного голоса. Ведь ставка в этой игре была огромна: контроль над значительной частью российской нефтяной промышленности всего за 11 миллионов долларов! «Если бы судьба оказалась доброжелательной, эта сделка могла бы рассматриваться как одна из самых блестящих, когда‑либо заключенных в истории нефтяной промышленности», – утверждают историки нефтяного бизнеса Гибб и Ноултон.
Как известно, судьба доброжелательной не оказалась. Вместо этого сделка стала одной из самых блестящих в истории семьи Нобель. Надо полагать, что и она была обусловлена «высоким престижем, которым всегда пользовались братья Нобели». В семье она получила название «Американское наследство».
Единый фронт?
Госдепартамент США неофициально поддержал соглашение между «Бранобелем» и «Стандард-Ойл», заявив одновременно, что никакой помощи оказать не может. «Роял Датч Шелл» вела в то же время переговоры с советскими властями в лице министра торговли Леонида Красина, блестящего дипломата с глубокими знаниями о нефтяной промышленности. Было также ясно, что Великобритания под руководством премьер-министра Ллойда Джорджа стала более примирительно относиться к переговорам с Советским государством по поводу российской нефти.
Это, с одной стороны, был шаг к открытию переговоров о российской нефтяной промышленности, а с другой – возможность для Москвы использовать ситуацию, противопоставляя заинтересованные западные стороны друг другу. На Генуэзской мирной конференции в апреле 1922 года советская сторона надеялась, что обещания реституции производителям, чья собственность была конфискована, позволят заключить соглашения о сотрудничестве с самыми крупными нефтяными компаниями. Однако уровень подозрительности был по‑прежнему очень высок, и не только между советской делегацией и нефтяными компаниями, но и в рядах последних. Распространялись слухи, что заключаются тайные соглашения, позволяющие отдельным компаниям присваивать национализированное имущество.
Еще зимой 1921 года «Стандард-Ойл» и «Бранобель» заявили о своем желании сотрудничать с «Роял Датч Шелл» по вопросу взаимоотношений с Советской Россией. После провала – с точки зрения нефтепроизводителей – Генуэзской конференции и несмотря на определенное недоверие со стороны Анри Детердинга в июле 1922 года представители «Стандард-Ойл» / «Бранобеля» и «Роял Датч Шелл» встретились в Лондоне для обсуждения совместной стратегии по отношению к России. В итоге был сформулирован так называемый Лондонский меморандум, составленный во избежание недоразумений, но оставшийся неподписанным и неопубликованным. Меморандум требовал полной компенсации за конфискованное имущество, и стороны обязывались не вести сепаратных переговоров с Россией. С кем бы из них не связались советские власти, остальные должны были быть немедленно уведомлены.
В течение 1922 года в Париже прошло несколько конференций с участием не только «Стандард-Ойл», «Бранобеля» и «Роял Датч Шелл», но и 13 других компаний, активы которых были конфискованы большевиками. Итогом этой деятельности стало создание Front uni («Единого фронта») против коммунистического режима. Как и в Лондонском меморандуме, предприятия обязывались не вести отдельных переговоров с советским правительством.
Однако возобладали личные интересы, умело и с большим искусством подогреваемые Красиным и советской властью. Русские продолжали играть на сталкивании интересов различных нефтекомпаний, противопоставляя их друг другу. Потребность в достижении соглашения была взаимной. Советская Россия остро нуждалась в капитале и в помощи по развитию нефтяной промышленности, и одновременно спрос на нефтепродукты в Европе стал превышать предложение.
Проблема заключалась в том, что ни одна нефтяная компания не осмеливалась приобретать конфискованное имущество. Это выглядело бы неблаговидно. Другое дело – импорт сырья. В этом случае можно было утверждать, что нефть производилась на земле, принадлежащей Советскому государству. Искушение было слишком велико. Первой нарушила Парижское соглашение «Роял Датч Шелл», купив крупную партию советской нефти, после чего Детердинг подвергся шквальной критике.
В результате «Стандард-Ойл» была вынуждена уточнить свою политику. Каким бы заманчивым делом ни были поставки на европейские рынки дешевой российской нефти, но дирекция в Нью-Йорке считала, что любая форма ослабления давления на русских имела бы негативные последствия для стратегической цели возвращения конфискованной собственности. С этим выводом полностью соглашался Йоста Нобель. Он считал, что, поскольку советский режим никогда не выберется из своих трудностей без помощи крупных нефтяных компаний, единый фронт поможет ускорить реституцию.
В итоге победил прагматизм. В последующие годы советский режим понизил цены на нефть. Нефтяные компании капитулировали, а «Единый фронт» приказал долго жить, исчезнув вместе с требованиями возврата конфискованного имущества. В 1929 году был введен первый пятилетний план, что означало национализацию всех промышленных предприятий страны, включая и небольшие. Одновременно были прекращены почти все концессии, выданные в рамках НЭПа ряду иностранных компаний.
Процесс против нобелевских служащих
Первое за четыре года заседание правления «Бранобеля» состоялось в Париже в июле 1920 года. В состав правления входили Эммануил, Йоста, Хагелин, Михаил Белямин и Кристиан Ваннебу, бывший глава Эмбских промыслов, а в последние годы – заместитель главного инженера в Баку. Помимо текущих вопросов, разумеется, обсуждался вопрос о будущем в России. В том, что большевистский режим долго не продержится, были уверены все. «На вопросы наших бывших служащих, считает ли наше правление возможным восстановление производства, я отвечаю „да“ и прилагаю все усилия, чтобы сохранить всех, кого могу», – объяснил Эммануил жене Михаила Белямина.
