В отличие от сыновей, химического образования у Иммануила не было, и Альфред постепенно осознавал, что продолжать работу под указкой отца невозможно. Разногласия были значительными, что привело к серьезному конфликту, в ходе которого было сказано много резких слов, особенно со стороны отца. Взяв на себя неблагодарную роль посредника, Андриетта встала на сторону сына. По ее мнению, он меньше всех заслуживал обвинений Иммануила. В письме Альфреду она утверждала: «Дело это оставалось бы еще не решенным, когда бы ты не занялся им», извиняя при этом «временами чрезмерно раздражительный характер» отца его «старческой болезненностью». Кончилось все тем, что Иммануил признал правоту Альфреда и согласился на соискание им одним патента по нитроглицерину.
Разногласия с отцом по поводу дальнейших экспериментов стали одной из причин возвращения Альфреда в Швецию летом 1863 года. До переезда он посетил семью в Стокгольме в мае того же года. Тогда Альфред отметил, что Эмиль добился многообещающих результатов, доказав, что гранулированный порох в сочетании с нитроглицерином действует эффективнее, чем смесь нитроглицерина с обычным порохом. Однако после этого опыты были неудовлетворительными, а 3 сентября произошла катастрофа. Лаборатория в Хеленеборге взлетела на воздух в результате неудачных испытаний, исходом которых был сильнейший взрыв. Заряд был такой мощности, что гром раздался на много километров, а черный столб дыма был виден по всему городу.
Во время происшествия Иммануил и Альфред были в Хеленеборге, но не в самой лаборатории. Иммануила даже не задело, Альфреду же достались легкие ссадины от летящих осколков стекла и щепок. В числе погибших были: Эмиль; молодой, недавно получивший диплом технолога ассистент К. Э. Герцман; служанка; тринадцатилетний мальчик на побегушках и один из столяров. Легкие ранения были и у нескольких соседей, а ударной волной выбило оконные стекла во многих домах, включая тюремное здание на острове Лонгхольмен.
Хеленеборг после взрыва
Взрыв произошел по вине Эмиля и Герцмана, ставивших эксперимент по упрощенному производству нитроглицерина, и повлек за собой уголовное расследование. На допросе в полиции хозяина Хеленеборга, оптового торговца Бурмайстера, спросили, почему он сдавал помещение для столь опасной деятельности. Тот ответил, что Иммануил заверял его в безопасности экспериментов для людей, живущих по соседству. Причиной взрыва Иммануил назвал неосторожность, в результате которой критическая температура в 180 градусов была превышена, что и привело к самодетонации нитроглицерина. На вопрос, почему он не зарегистрировал свою фабрику, Иммануил отвечал, что занимался исключительно экспериментальной деятельностью, а не коммерческим производством.
Иммануил с повязкой после инсульта
Одна из немногих сохранившихся фотографий Андриетты, предположительно сделана в 1864 году
Похороны Эмиля состоялись 10 сентября. В этот же день из полицейского отделения в городской суд были переданы материалы предварительного следствия, на основании которых Иммануил был обвинен в «нарушении законоуложения о производстве пороха», а хозяин снимаемого им помещения – в «нарушении строительного устава, каковыми деяниями, по мнению прокурора, они оба повинны в лишении человеческих жизней». Решение по этому делу было вынесено только год спустя, в ноябре 1865 года. Суд присудил Иммануила к уплате трехсот крон штрафа за небрежность, а Бурмайстера – к уплате двухсот крон за то, что без дозволения сдал свое помещение под пожароопасное фабричное сооружение. Кроме этого, суд обязал их выплатить компенсации пострадавшим – тем, кто пострадал физически от происшествия, и тем, чье имущество было повреждено.
Происшествие в Хеленеборге, прозванное в народе Нобелевским взрывом, было страшным ударом для семьи. Из семерых детей Иммануила и Андриетты остались в живых только трое старших сыновей. Через четыре месяца после трагедии, 6 января, семью настигло еще одно потрясение: у Иммануила случился инсульт. В результате левая часть его тела осталась парализованной. К счастью, правая сторона своих двигательных функций не потеряла, а речь постепенно восстановилась.
Большинство считало, что удар был следствием взрыва и гибели Эмиля, однако Альфред находил в болезни отца иную причину. Он во всем подмечал финансовую сторону вопроса, считал, что Бурмайстер «после взрыва повис пиявкой на отце по поводу компенсации ущерба», а отец «весьма страшился требований этого заимодавца». С ним соглашался и Людвиг, полагавший, что «сломали его» экономические неурядицы. Независимо от истинных причин, болезнь приковала Иммануила к постели на всю зиму и большую часть весны. Поскольку он не имел возможности присутствовать на заседаниях, решение суда было отложено до осени 1865 года. Сознавая серьезность ситуации, супруги 3 марта составили взаимное завещание.
Венера и Меркурий
Вскоре после инсульта Иммануила на семью свалилось еще одно несчастье. В этот раз оно постигло Альфреда. «Буду немногословен, поскольку сижу с воспалением глаз вследствие вскочившего на одном глазу чирья, который я, за всеми делами, запустил, – писал он Роберту в Хельсинки в канун Рождества 1864 года. – Хуже всего, что Докторъ уверяетъ, что старая Венера выскочила, и счелъ нужным свести ее с Меркурiемъ. Все это очень скучно» [слова курсивом написаны по‑русски].
Формулировка может показаться темной, но была вполне понятной современникам. Это парафраз английского выражения A night with Venus and a life with Mercury – «Одна ночь с Венерой и вся жизнь с Меркурием». По-английски Mercury – не только имя древнеримского бога (или название планеты), но и ртуть. Написав эту фразу на русском, Альфред защитил от посторонних глаз информацию, предназначенную только для Роберта: он болен сифилисом, и врач прописал обычное по тем временам лечение – ртутную процедуру. Формулировка «старая Венера выскочила», как и описание симптомов недуга, свидетельствует о том, что речь идет о рецидиве ранее приобретенной заразы.1
Фотография Альфреда в Санкт-Петербурге, 1860 год. Письмо, в котором Альфред сообщает Роберту, что у него случился рецидив сифилиса
