Полин снимала квартиру в самом центре Стокгольма. Помимо двух служанок, с семьей проживали старая няня Сельма Шарлин и сын Людвига Карл, который учился в Высшем техническом учебном заведении, коим после 1877 года стал Технологический институт. В Стокгольме Роберт продолжал тревожиться о своем здоровье. Икра, присылаемая Людвигом, высоко ценилась друзьями и знакомыми, но сам Роберт не мог прикоснуться к ней из‑за больной селезенки. Он также отказывался есть мясо и рыбу, жил «исключительно овощами, что для холодного климата является слишком постной диетой». На случай своей смерти он решил купить недвижимость, на доходы с которой могла бы существовать семья. Капитала, который был при нем, было недостаточно, и Роберт попросил Людвига помочь продать десять своих паев в нефтяном товариществе: «С одной стороны, очень больно отказываться от этих превосходных ценных бумаг, с другой – мой больной характер требует определенного покоя, чего вряд ли возможно достигнуть иным образом». Эти паи были частью новой эмиссии 1880 года, Людвигу не хотелось, чтобы паи попали в чужие руки, и он заявил, что готов выкупить их, но так как Альфред хотел увеличить свой пакет он отказался от них в его пользу. Таким образом, паи остались в семье.
По завершении этой сделки Роберт в июне 1882 года снова уехал в Карлсбад. Сделав небольшой перерыв, чтобы отпраздновать день рождения матери в сентябре, он продолжил свои странствования, очутившись в Мерано в Южном Тироле, где оставался до Рождества. Его беспокойная душа была такой же неизлечимой, как его ипохондрия. «С отшельнической жизнью я тоже знаком, но в обществе книг, чернил и дел, – прокомментировал путешествия брата Альфред. – Однако тяжелее, чем ссоры и деловая суета <…>, является для нашего братца Роберта тяжелый гнет круглый год лечить свои недуги». Следующее лето Роберт провел на водах в Мариенбаде.
Продажа десяти паев была первым шагом в стремлении Роберта переместить капитал и ценные бумаги в Швецию. «С учетом возраста и болезней» и для того, чтобы обеспечить будущее своей семьи, он выписал зимой 1884 года большое количество паев и купонов «Бранобеля», а также наличные деньги из Петербурга. Одновременно он попросил бакинскую контору отправить хранимое там завещание в Стокгольм.
Недвижимость в шведской столице так и не была куплена. Вместо этого было приобретено имение. В феврале 1884 года Роберт ответил на объявление в газете о продаже «большого имения с прекрасным местоположением <…> недалеко от железнодорожной станции и пароходной пристани». Владение включало тысячу гектаров пахотных и пшеничных земель, лугов, лесов и пастбищ, собственную мельницу и лесопилку. Имелся и скот: сто сорок коров, пятьдесят волов, десять лошадей и шестьдесят овец. Запрашиваемая цена за землю, хозяйство, машины, лесопилку и инвентарь составляла 350 тысяч шведских крон, в стоимость также был включен ипотечный кредит на сто пятьдесят тысяч. Имение называлось Йето [Getå] и располагалось на берегу залива Балтийского моря, недалеко от города Норрчёпинг. Для покупки Роберт выписал из петербургской конторы еще 25 тысяч рублей.
Спустя месяц, в Троицын день 1884 года, он принял первых гостей в новой роли землевладельца: брата Людвига «со своим бабьем» – помимо жены Эдлы, скорее всего, были дочери Анна (р. 1866), Мина (р. 1873), Ингрид (р. 1879) и Марта (р. 1881). «Этот день был настолько приятным, что наверно, сохранится у каждого в уголке памяти, – написал Роберт Альфреду Тёрнквисту. – Однако больше всего этому способствовали природная красота и отличная погода, из‑за чего у всех было умиротворенное и веселое настроение». Начиная с 1884 года Роберт с семьей проводили каждое лето в Йето, а в 1889 году они переехали туда навсегда. В своем имении Роберт в основном занимался улучшением хозяйства, он расширил его и выстроил несколько теплиц. Чертежи для дома и печей делал сам.
Йето. Флигель слева – пристройка Роберта, который виден на крыльце
Россия осталась в прошлом. Роберт вернулся туда только один раз, летом 1888 года, когда отправился в Баку проездом через Петербург; об этом – в главе «Третье поколение». Однако, поскольку его активы на две трети состояли из ценных бумаг в «Бранобеле», он внимательно следил за развитием товарищества.
«Маленький рай в Баку»
«Я до сих пор с ужасом вспоминаю о его времени в Баку, о его буйности и технической неумелости, – писал Людвиг Альфреду через несколько лет после того, как Роберт покинул каспийское побережье. – Он любил окружать себя людьми, которые, хотя и были хороши в нравственном плане, отличились свойствами, сходными с овечьими. В его присутствии независимые натуры чувствовали себя неудобно, и служебный штат был соответствующий».
С уходом Роберта Людвиг смог укомплектовать бакинскую контору компетентным персоналом, реализовав некоторые из своих грандиозных идей, изложенных в цитируемом выше письме Альфреду (с. 191). По выражению одного исследователя, Людвиг был «директором, главным инженером, начальником продаж, собственным отделом научных исследований и развития, председателем правления и аналитиком рынка» в одном лице: «В международном масштабе разве что Лессепса, построившего Суэцкий канал, можно сравнить с ним».
Ничто не могло остановить Людвига. Столкнувшись с отсутствием интереса конкурентов разделить затраты на трубопровод, он произвел все работы самостоятельно. Узнав, что железнодорожная компания отклонила его просьбу о сотрудничестве в проектировании вагонов-цистерн, он построил свои вагоны. Прототип нашелся в Америке, где эти транспортные средства использовались на протяжении десятилетия. Уже в 1881 году Людвиг доставлял керосин в центральную часть России и далее в Варшаву в первой сотне вагонов-цистерн компании. Два года спустя десятки паровозов тащили наливные составы, общее количество вагонов которых достигало полутора тысяч. Весь этот транспорт принадлежал отдельной организации, которую Людвиг вынужден был создать из‑за отсутствия интереса со стороны железнодорожных компаний. Перевозки по суше были дороже водных, но имели то преимущество, что могли осуществляться не только тогда, когда реки были свободны ото льда.
В вагоны-цистерны керосин загружался со складов. Первый склад, законченный в 1880 году в Царицыне, состоял из одиннадцати цистерн, которые в совокупности вмещали 263 тысячи пудов, или четырнадцать с лишним тонн продукта. Царицын был идеальным перевалочным и складочным местом не только по местоположению, но и по ширине Волги: полтора километра свободного водного пространства предоставляли достаточно места для погрузочно-разгрузочных маневров. В последующие годы склады были построены по всей Российской империи – в Москве, Петербурге, Риге и т. д. В 1882 году компания приобрела недвижимость в Домнино за Орлом, в 350 километрах к югу от Москвы, где были выстроены огромные склады и большая механическая мастерская.
Как уже говорилось, столь быстрая экспансия требовала существенного увеличения штата, от рабочих до начальников предприятий, включая инженеров, мастеров, химиков и других. Из-за нехватки квалифицированных русских бóльшую часть специалистов по‑прежнему выписывали из Швеции и Финляндии, а некоторых – из Германии. Зимой 1882 года место управляющего в Баку занял старый друг Людвига, упомянутый выше Густав Тёрнудд. Он был приглашен с Выборгского механического завода, где занимал должность технического директора. В «Бранобеле» он оставался до 1888 года, после чего вернулся в Финляндию. Вильгельм Хагелин в своем письме в феврале 1882 года рассказал Альфреду Тёрнквисту о последних новостях предприятия: «Со времени Вашего отъезда произошло много изменений. Служебный штат значительно вырос. Риден теперь является инженером и управляющим завода, Роман – химиком, Ламберт и Альфтан – дистилляторами смазочных масел, Бьёркегрен – руководителем чертежной конторы, Хельстрем и Свенсон – чертежниками. Все они прибыли примерно в сентябре [1881]».
