«Так называемые высокие цели, будь то художественные или литературные, в „доме на набережной“ не преследовались <…>», – вспоминает Марта Нобель-Олейникова. Не только Альфред и Людвиг, но и другие члены семьи были немузыкальны и «не особенно любили танцевать, в силу чего послеобеденное развлечение в основном состояло из разговоров, а иногда <…> из карточных игр для пожилых». Представители культуры дом не посещали, «для этого не хватало самых важных предпосылок: определенного таланта, достаточного знания языков, остроумия, широты образования и… обаяния».
Оскар Баклунд на балконе своего дома у Пулковской обсерватории
За исключением Альфреда, для Нобелей понятие «образование» не включало в себя гуманитарных знаний. Поощрялись практические и научные знания. К представителям последней категории относились астрономы Оскар Баклунд и Магнус Нирен, в течение десятилетий руководившие Пулковской обсерваторией, первый – в качестве директора, второй – в качестве его заместителя.
Адольф Норденшельд
Один из тех, кого Людвиг с удовольствием видел своим гостем, был Адольф Эрик Норденшельд, геолог и географ, исследователь Арктики. В 1879 – 1880 годы на пароходе «Вега» Адольф осуществил плавание по Северо-Восточному проходу, ранее не изученному морскому пути из Европы в Азию через Северный Ледовитый океан.
Проект финансировался российским полярным ученым и меценатом Александром Сибиряковым, шведским королем Оскаром II и предпринимателем Оскаром Диксоном.
Путешествие на «Веге» было одним из самых прославленных подвигов того времени. За свои заслуги финский дворянин Норденшельд был награжден королем Оскаром II баронским титулом, а капитан «Веги» Луи Паландер получил шведское дворянство.
Норденшельд родился в Хельсинки, но был сослан в Швецию в возрасте двадцати шести лет. Он ратовал за свободную Финляндию, сожалея, что Швеция не освободила страну, пока Россия была занята Крымской войной. Мать Норденшельда была дочерью фон Гартмана, давнего благодетеля Иммануила Нобеля.
Людвиг был знаком с Норденшельдом задолго до экспедиции на «Веге», и, как уже упоминалось, в 1879 году он дал имя «Норденшельд» одному из своих первых танкеров.
В конце декабря (по старому стилю) 1880 года Норденшельд направился в Петербург, преследуя две цели: с одной стороны, принять чествования по поводу похода на «Веге», с другой – встретиться с русскими коллегами для обсуждения будущих научных экспедиций. В глазах Людвига визит был настолько важным, что он отложил поездку за границу, дабы принять у себя знаменитого соотечественника. В ходе недельного пребывания в Петербурге Норденшельд был принят императором, побывал на званом обеде, устроенном в его честь финской общиной города, отужинал у шведско-норвежского посла, а также выступил с докладами, в частности в Географическом и Техническом обществах.
Тарелка Вега
28 декабря (9 января) 1881 г. Людвиг устроил у себя «великолепный завтрак» для сотни гостей. На память о визите гости получили заказанную Людвигом в Швеции «тарелку Вега». Это был вариант уже существующей мемориальной тарелки, изображающей Норденшельда, Паландера, Диксона и пароход «Вегу». На нобелевской тарелке изображение парохода было заменено четвертым портретом, Сибирякова, и был добавлен текст на французском: «На память о посещении А. Э. Норденшельда Санкт-Петербурга XXVIII декабря MDCCCLXXX». Имя Сибирякова было написано более крупным текстом, а имя Паландера менее крупным, и их портреты поменялись местами.
Первую тарелку Людвиг послал в августе 1881 года Норденшельду, «в память о великой радости и чести, которые ты доставил мне, посетив мой дом во время твоего слишком краткого пребывания в Санкт-Петербурге».
Дачи
Состояние здоровья Людвига вынуждало его проводить много времени на заграничных курортах, в основном на юге Германии (Бад-Эмс, Вайссенберг и Бад-Зоден), в Италии и на Французской Ривьере. Иногда он путешествовал один, но чаще всего в сопровождении целой свиты взрослых и подрастающих членов семьи. Столь длительные отъезды хозяина петербургского завода были возможны благодаря наличию надежного управления в его отсутствие. С 1872 по 1888 год директором завода был Харальд Берг, родившийся в Лойо в Финляндии. Как и его преемник Герман Кауфман – тоже финн, – Берг сочетал профессиональные качества инженера с прекрасными управленческими навыками. Внедренная Людвигом система распределения прибыли гарантировала заинтересованность персонала в успехе предприятия.
Последняя известная фотография Людвига, сделанная в Бад-Эмсе в 1884 году
Для отдыха и поправки здоровья Нобели ездили не только на курорты Южной Европы, но и в северные страны. Почти каждое лето Людвиг с семьей посещали Стокгольм, останавливаясь либо в отелях, либо в арендованных домах. Одно время он думал прибрести летний дом в Стокгольмском архипелаге, но это «требовало бы времени и заботы», которых у него не было, объяснил он Норденшельду, который в случае покупки стал бы его соседом.
Кроме того, Швеция находилась за морем, и это было неудобно. Поэтому лето 1881 года было последним семейным отдыхом в Швеции. Южная Финляндия была более удобной альтернативой. Когда в 1856 году был достроен Сайменский канал, который объединил Финский залив с сайменской системой озер, петербуржцы стали ездить в Выборг и ближайшие окрестности. А когда в 1870 году была открыта железная дорога Петербург – Выборг, началось интенсивное дачное строительство по Карельскому перешейку.
Лето 1882 года семья провела в Карлберге, неподалеку от имения Тавастехус, принадлежащего Эберхарду Галиндо, генералу российской армии финского происхождения, с которым Людвиг был знаком по своим оружейным делам. Этот мир был тесен. В следующем году Карлберг был приобретен управляющим Ижевским заводом Гюго Стандертшельдом, снабдившим имение великолепным английским парком с искусственными озерами, беседками и руинами замков.
В течение следующих летних сезонов семья отдыхала в поместье Лаурицала, рядом с первым шлюзом Сайменского канала. По-фински в семье никто не говорил, но это не вызывало сложностей, вспоминает Марта Нобель-Олейникова: «В контакты с местным населением семья Нобель не вступала, за исключением сапожников и бакалейных лавочников. <…> Будучи летними гостями, дачниками, мы не особо старались коверкать финский язык, поскольку простой люд и без того понимал, чего хотят столичные баре».
