Проще всего было обратиться к Альфреду, но когда Эммануил попросил кредит «до конца осени» 1888 года, дядя ответил, что уже вложил половину своего состояния в компанию и «ни при каких условиях в моих сделках не хочу возвращаться к сентиментальному ведению дела, до сих пор доставлявшему мне столько неприятностей и потерь». Для него бакинская нефтедобыча была сравнима с «лотереей, с той лишь разницей, что здесь можно рассчитывать только на больший или меньший убыток, но не на прибыль». В конце концов Альфред всё же решился помочь, но при условии солидарной услуги со стороны других акционеров. После того, как Бильдерлинг, Белямин и Неллис внесли свою лепту, Альфред одолжил один миллион франков до конца года.
Несмотря на проблемы с акцизом, дела шли хорошо. Бурения совершались успешно, и производство увеличилось с 10 до 14 миллионов тонн керосина. Дивиденды за 1888 год снова составили 6 процентов, что соответствовало одной трети годовой прибыли. В последующие два года компания снова показала хорошую прибыльность, и размер дивидендов составил 8 процентов. В период с 1891 по 1895 год сумма дивидендов колебалась от 5 до 10 процентов, за исключением 1893 года, когда выплаты не производились вовсе. Отчет за 1895 год был лучшим за все годы существования компании, отчасти благодаря новой скважине, которая дала мощный фонтан, принеся 20 миллионов пудов нефти. В том же году правительство разрешило компании увеличить уставный капитал до 20 миллионов рублей.
Важной причиной скептического отношения Альфреда было его недовольство правлением компании, у которой, по его мнению, отсутствовал директор, обладающий «достаточной энергией, чтобы контролировать беспорядки и уравновешивать деспотизм». В проблемах «Бранобеля» он, как и прежде, обвинял Людвига, чьи неосторожные инвестиции «убили бы любую компанию в условиях нормальной конкуренции» и чья «слабость к негодяям и последствия от этого становятся теперь всё более заметными». Правлению требовался сильный председатель. Как полагал Альфред, за личностью с «отличными лидерскими качествами» не нужно было далеко ходить. Таким человеком был Роберт. Одна беда – его импульсивность заставляла его иногда действовать не задумываясь. «В противном случае он был бы подходящим человеком – the right man in the right place».
Основной мишенью критики был Михаил Белямин, который, по мнению Альфреда, после смерти Людвига присвоил слишком большую власть в правлении. Белямин контролировал в том числе иностранных агентов «Бранобеля», якобы наживавшихся за счет компании. Роберт придерживался того же мнения. Он утверждал, что предупреждал Людвига о Белямине еще при создании компании, затем на заседании правления в 1888 году пытался «вызвать умеренную оппозицию его властолюбивым замашкам, но мои тщетные усилия только подтвердили его силу». То, что Роберт называет «умеренной оппозицией», было, по отзыву Эммануила, «довольно неуравновешенным выступлением», что свидетельствует о том, что разногласия были значительными. Бильдерлинг также опасался властолюбия Белямина, которое, по его мнению, угрожало стабильности правления.
Альфред внимательно следил за развитием событий со своего парижского горизонта. Его экономические интересы в «Бранобеле» были достаточно крупными, и он получал ежеквартальные отчеты о финансовом положении дел от Эммануила. Однажды он предложил кандидатуру нового члена правления, но предложение, по словам племянника, не могло быть принято, так как кандидат был евреем. В ответном письме Альфреду Эммануил рассказывает, что одному из иностранных агентов компании, который был евреем, угрожали депортацией каждый раз, когда он посещал Петербург, несмотря на то что у него был дипломатический паспорт, и что для отмены решения каждый раз требовались чрезвычайные меры. «Думаю, однако, что должны быть и имеются способы обеспечить безопасность даже израилита в России, так что я выясню этот вопрос».
Отношение Нобелей к евреям не было однозначным. В переписке между Альфредом и Людвигом встречаются антисемитские формулировки, однако они не мотивированы этническими или религиозными соображениями. Нобели были промышленниками и недолюбливали финансистов и банкиров – представляющих собой в конце XIX века всё более влиятельные профессии с большой доминантой евреев, – так как зависели от них. В то же время Альфред в своих письмах выражался весьма уважительно о финансовой компетентности евреев. Поэтому он без проблем мог предложить заменить в правлении компании одного еврея – Белямина – другим. Кроме того, Софи Хесс, женщина, за которой Альфред ухаживал много лет, была еврейкой. Таким образом, в его случае вряд ли можно утверждать о каком‑либо расовом антисемитизме.
То же самое касается и Эммануила, которому не были чужды антисемитские клише, но его отрицательные взгляды в основном были связаны с ролью евреев в банковском деле. «Евреям не дано работать в промышленной сфере», – прокомментировал он разницу между Нобелями-промышленниками и Ротшильдами-банкирами. В то же время он относился критически к господствовавшему в России «средневековому взгляду» на евреев как на «вредителей».
Ивар Лагерваль
Человек, снабжавший Альфреда и Роберта информацией о работе правления, был Ивар Лагерваль, обладавший ясным умом и, по словам Альфреда, «единственный в компании, наделенный тактичностью». Белямин был прекрасным инженером, это признавали все, но вопросы продаж и дистрибьюции не были его сильной стороной. Например, когда Лагерваль предложил реорганизовать систему продаж с Англией, он получил отказ от правления. Говорилось также, что Белямин причинил компании убыток в размере 200 тысяч рублей в результате неудачных валютных спекуляций. Лагерваль считал, что Белямин покорил Эммануила, как и многих других, «обилием фактов и использованием алгебраических формул для самых простых деловых расчетов», чего малоопытный Эммануил не сумел раскусить. После того как молодой Нобель отказался поддержать Лагерваля, тот раскритиковал его «болезненный страх перед переменами». Однако к высказываниям Лагерваля стоит относиться с осторожностью. Он был сильно привязан к Людвигу и не мог смириться с тем, что пост председателя перешел к человеку, которого он не уважал.
Активы Альфреда в «Бранобеле» по состоянию на 31 декабря 1892 года
Мнение Эммануила в этом вопросе было совершенно другим. Белямин, по его словам, был «мудрым и разумным» человеком, и не только он, но и все остальные в правлении «сделали всё возможное, чтобы сохранить нашу компанию» – все, за исключением Лагерваля, который «совсем сидел сложа руки» после смерти Людвига: «Это для меня тем печальней, ибо именно от него я ожидал наибольшую, но получил наименьшую поддержку». Эммануил особенно возмутился тем, что Лагерваль, вместо того чтобы обсуждать проблемы непосредственно с ним, посылал длинные письма не только Альфреду, но и Эдле, что тревожило и огорчало ее. «Я всегда готов выслушать разумный совет, но я должен признаться, что мне надоело слышать одни только жалобы, не встречая разумной критики или какой‑либо самостоятельной мысли о возможных переменах», – жаловался он Альфреду.
