…Итак, Михаил. Издавна в сознании русского народа жило предание: если на престол взойдет царь Михаил II, Россия достигнет заветной цели – Константинополя. Но с момента основания романовской династии до сих пор был только один царь по имени Михаил. И вот… Настал момент, когда младший брат императора Николая II и мог стать Михаилом II.
Было и другое предзнаменование, которое могло благоприятно отразиться на дальнейшей истории России. Британия и Франция, прежде блокировавшие продвижение нашей страны на юг, сейчас стали союзниками и обещали Константинополь как приз за победу. Если бы великий князь Михаил Александрович взошел на трон, а союзники выиграли войну, то старинное предание, наконец, сбылось. Но в том-то все и дело, что история – дама капризная, и она не любит сослагательное наклонение…
Михаил Александрович все эти тревожные дни поддерживал тесную связь с Таврическим дворцом. И 2 марта на Миллионную улицу постоянно приходили посланцы из Думы, принося новости. Великий князь знал: несмотря на то, что вся власть находилась в руках Временного Комитета, у думских депутатов было немало трудностей: на них оказывал сильное давление Совет рабочих и солдатских депутатов. К утру этого дня он уже знал, что брат согласился на создание кабинета министров, приемлемого для Думы, во главе с Родзянко. Но теперь этого уже, по-видимому, недостаточно. Михаил, беспокоясь о судьбе Николая и желая хоть как-то ему помочь, написал Родзянко записку, в которой сообщал, что готов явиться в Таврический дворец, если его присутствие там может принести хоть какую-нибудь пользу Родине.
Но такая перспектива вовсе не устраивала Председателя Государственной Думы. Он считал, что появление великого князя Михаила Александровича в Таврическом дворце лишь озлобит революционную толпу и подорвет авторитет создаваемого Временного правительства. А Родзянко очень надеялся его возглавить. Поэтому он намекнул Михаилу Александровичу, что ему лучше всего оставаться пока в квартире Путятиных и не заявлять некоторое время о себе в полный голос.
Но в то время, когда Михаил лишь ждал ответа от Родзянко, события стали сменять друг друга с такой необыкновенной скоростью, что великий князь уже попросту ничего не мог сделать для Николая. Когда вечером он получил письмо от Председателя Государственной Думы, император уже отрекся от престола и назначил младшего брата регентом. Эта ошеломляющая новость тут же стала известна во всем мире, в том числе, и в Лондоне. Уже ночью кузен Михаила король Георг V сделал такую запись в дневнике: «Узнал от Бьюкенена, что Дума принудила Ники подписать отречение и что Миша назначен регентом…Боюсь, Алики [императрица Александра Федоровна] во всем повинна… Я в отчаянии».
Но мир еще не знал того, что Николай изменил решение.
А сам он, теперь уже бывший император, хотел сказать в эти часы последнее «прости» русской армии. В Пскове, сразу же после подписания отречения, обратился к Временному правительству за разрешением вернуться в Ставку. Ему позволили сделать это без колебаний. Никого уже не пугала мысль, что Николай может сплотить войска и двинуть их на мятежную столицу. Слишком он был подавлен всем случившимся.
И вот 8 марта теперь уже бывший царь прощался в Могилёве с армией. Здесь он издал прощальный приказ войскам, в котором завещал им «сражаться до победы» и «повиноваться Временному правительству». Генерал М. Алексеев передал этот приказ в Петроград, однако Временное правительство под давлением Петросовета отказалось публиковать его. Приводим текст документа по книге Н. В. Галушкина
[216] «Собственный Его императорского Величества Конвой»:
«В последний раз обращаюсь к Вам, горячо любимые мною войска. После отречения моего за себя и за сына моего от Престола Российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять Россию от злого врага. В продолжение двух с половиной лет Вы несли ежечасно тяжёлую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.
Кто думает о мире, кто желает его – тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же Ваш долг, защищайте доблестную нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайте Ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
Твёрдо верю, что не угасла в Ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит Вас Господь Бог и да ведёт Вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий.
8-го марта 1917 г.
Ставка. НИКОЛАЙ».
Есть во всех этих событиях нечто удивительное: никто в эти часы не сообщил великому князю Михаилу Александровичу, что именно он стал императором. И никому почему-то не пришло в голову подсказать Николаю, чтобы он связался с братом, и объяснил ему, что же произошло. Вот ведь какие чудеса бывают на свете…
А в это самое время Михаил, измученный тяготами прошедшего дня, укладывался спать на диване в квартире князей Путятиных. Великий князь был уверен, что отныне он – регент, и обдумывал круг своих новых обязанностей. И очень переживал, не зная, где же находился в это время его старший брат. Недавно он послал письмо сестре, великой княгине Ксении – в ответ на ее письмо: «Дорогая Ксения, спасибо большое за письмо. Много думал и думаю о тебе. Одной оставаться, конечно, очень тяжело, трудно и жутко…
За всех страдаю душой. Надеюсь, что Бог поможет с честью выйти из посланного испытания. Никаких сведений не имею от Ники, но знаю, по словам других, что он в Пскове. Бедная Мама, – я послал ей сегодня телеграмму, в которой сказал, что мы оба здоровы. Да хранит тебя Бог. Целую крепко.
Твой Миша».
А вдруг сестра знает, где же находится Николай? Напишет ему, успокоит и снимет камень с души.
И не знал в те минуты Михаил Александрович, что отныне сам он – его величество Михаил II, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, и прочая…
В Таврическом дворце все еще были уверены в том, что предназначение великого князя Михаила – быть регентом. Но в столице тем временем нарастало антимонархическое движение. И в те часы, когда Гучков и Шульгин находились в Пскове, принимая отречение Николая II, Совет рабочих и солдатских депутатов постановил, что замена одного монарха другим неприемлема. Когда министр иностранных дел Павел Милюков
[217] произнес в Екатерининском зале Таврического дворца речь, огласив программу только что сформированного Временного правительства, и сказав, что «старый деспот» отрекся, и власть переходит к «Регенту, Великому Князю Михаилу Александровичу», его слова прервали крики из разных концов зала:
