– Но это же старая династия!.. Долой Романовых!..
Милюков попытался убедить недовольных: монархия, мол, единственная объединяющая общество сила в России, и без нее страна попросту развалится. Но все громче раздавались голоса, которые требовали, чтобы он взял свои слова обратно.
Когда депутаты Думы Гучков и Шульгин выезжали в Псков, перед самым отправлением поезда к ним подошел корреспондент газеты «Утро России» и задал прямой вопрос:
– Если император откажется подписать акт, что тогда делать?
А. Гучков ответил уверенным тоном:
– Божья воля… Волны народного гнева смоют династию.
2 марта 1917 года его ответ журналисту напечатали на газетной полосе аршинными буквами. В этих словах, как видим, отразилось настроение значительной части общества.
…Утром 3 марта после получения телеграммы об отречении Николая II состоялось совместное заседание членов Временного правительства и Временного комитета. Дебаты разгорелись со страстной силой. Милюков, Гучков и Шульгин выступали за монархию, пытались доказать присутствующим, что Михаил не имеет права отказаться от престола. Иначе – кровь, гражданская война… Милюков выразился вполне определенно: «Все становится более ясным. Михаил должен принять власть, и все отлично устроится».
С другой позиции выступали Родзянко и Керенский: если новый император взойдет на трон против воли народа, разразится новая революция. И первой ее жертвой станет он сам, Михаил.
Подняли вопрос и о законности Манифеста об отречении Николая II. Если бы он отрекся в пользу цесаревича Алексея, а великий князь Михаил стал регентом, и только, волнений было меньше. Но отречься в пользу брата, минуя сына… такого еще не было в русской истории. Тут же нашлись те, кто вспомнил о морганатическом браке Михаила Александровича. Ведь он женат на женщине, «хорошо известной своими политическими интригами», к тому же, «никогда не интересовался государственными делами». Впрочем, даже республиканец Керенский не пожелал принять во внимание эти аргументы. В действительности же члены нового правительства должны были решить принципиальный вопрос: остается ли правящей силой в стране монархия или власть переходит к Совету рабочих и солдатских депутатов.
Но окончательное решение так тогда принять и не удалось. Собравшиеся на заседании деятели пришли лишь к промежуточному соглашению – через некоторое время должно быть созвано Учредительное собрание. Вот оно пусть и выскажет свой окончательный взгляд на форму правления в стране.
А пока… В 5 часов утра испуганный, взволнованный Председатель Государственной Думы и Временного комитета Родзянко поспешил сообщить генералу Рузскому, чтобы о переданном ему по телеграфу Манифесте об отречении императора Николая II и о передаче престола его брату великому князю Михаилу Александровичу не объявляли официально.
Но почему? Ведь еще вчера депутаты, которые прибыли из столицы, совершенно не были озабочены возможными затруднениями! Почему они не обратили внимания на сделанные им предупреждения о незаконности отречения государя, минуя сына, в пользу брата Михаила? И вообще, как теперь можно скрыть Манифест, текст которого отправлен в Ставку?
Примерно эти вопросы и были заданы по телеграфу Родзянко. Вскоре от него пришел ответ: «Депутатов винить нельзя. Дело в том, что неожиданно в столице вспыхнул такой солдатский бунт, который трудно себе представить. С регентством Великого Князя и воцарением наследника цесаревича, быть может, и примирились бы, но воцарение Великого Князя как Императора абсолютно неприемлемо…»
В 6 часов утра такую же телеграмму Родзянко послал в Ставку генералу Алексееву.
Но Михаил уже стал императором, и сообщения об этом отправлены во все концы огромной страны. Через несколько часов армия должна присягнуть на верность новому монарху…
Генерал Алексеев был взволнован разговором по телеграфу с Родзянко, и его волнение лишь усилилось, когда он получил распечатанным разговор Родзянко с генералом Рузским. В 7 часов утра он высказал по телеграфу свое мнение о происходящем подчиненным: в послании Родзянко нет «искренности», а между Государственной Думой и Временным Комитетом – согласия. Алексеев подозревал, что в Петрограде вся власть находилась в руках Совета. Он настаивал на том, чтобы в армии Манифест стал руководством к действию и чтобы все командиры сохраняли единодушие в этом вопросе.
Члены нового правительства, заседавшие в Таврическом дворце, понимали: больше откладывать встречу с Михаилом Александровичем нельзя. Все они прекрасно знали, где он находится. Ждали лишь, когда вернется с телеграфа Михаил Родзянко. Александр Федорович Керенский, тем временем, пододвинул к себе городской телефонный справочник «Ведь Петроград», стал листать страницы, пока не нашел в одной из колонок фамилию князя Путятина. Оставалось лишь набрать номер – 1-58-48. Около шести часов утра в нужной квартире дома № 12 по Миллионной улице, нарушив предутреннюю тишину, раздался телефонный звонок.
Часть III
Последний самодержец России
Глава двадцать шестая
Император Михаил II
Больше хранить в секрете наследование Михаилом Российского престола было невозможно. За те несколько часов, которые прошли между отправлением телеграфных сообщений из Пскова и отчаянным призывом Михаила Родзянко не объявлять Манифест об отречении Николая II, важнейшие государственные новости дошли не только до многих воинских частей, но и практически до всех крупных городов России. На линии фронта тысячи солдат и офицеров давали клятву верности императору Михаилу II. С особым восторгом и гордостью произносили ее текст те, кто служил под началом прекрасного, любимого всеми подчиненными военачальника – великого князя Михаила Александровича.
В Псковском соборе, после отъезда Николая на фронт, был отслужен благодарственный молебен о новом Российском императоре. На утренней службе среди прихожан были великая княгиня Мария Павловна (Младшая) и генерал Рузский. Площадь за Собором заполнили солдаты, их лица, как впоследствии написала великая княгиня, «были взволнованы». А в самом храме зачитали Манифест Николая II, и люди молились за нового царя.
Ранним утром 3 марта благая весть дошла и до Крыма, до царской резиденции в Ливадии. Люди радовались восшествию на престол Михаила и повсеместно прославляли его. Княгиня Юлия Кантакузина (графиня Сперанская, урожденная Грант), внучка Президента США Улисса Симпсона Гранта
[218] и одна из самых известных в Петрограде светских дам, отдыхала в это время в Ялте. Она вспоминала, что портрет Николая II, вывешенный буквально повсюду, через час после объявления Манифеста, исчез, и на его месте вскоре появился портрет Михаила Александровича. На лицах людей расцветали улыбки. Многие говорили: «Раньше было плохо, но теперь будет лучше». На конституционную монархию возлагали большие надежды.
