Наташе уже, конечно, было известно, что император отрекся в пользу Михаила. Первый ее порыв – связаться с мужем, поздравить его. В тот день, 3 марта, как вспоминает Тата, телефон в их доме звонил беспрерывно. Это значит, что в самой Гатчине связь работала исправно. Однако дозвониться до столицы оказалось невозможно. Сколько Наташа ни пыталась, связаться с Михаилом в тот день ей так и не удалось.
Но прямой источник информации все-таки был – великий князь Николай Михайлович, чей особняк расположен как раз напротив дома, где находилась квартира Путятиных. Еще в среду он вернулся в Петроград из двухмесячной ссылки в свое имение Грушовка под Херсоном, куда был отправлен по распоряжению Николая II за то, что подписал обращенное к государю письмо членов императорского дома Романовых о смягчении участи убийц Григория Распутина – князя Феликса Юсупова и великого князя Дмитрия. И весь вечер он провел вместе с Михаилом, обсуждая с ним ситуацию, сложившуюся в стране. Пришел он повидать родственника и ранним утром 3 марта – слишком уж необычайными оказались последние новости. Николай Михайлович частенько эпатировал окружающих, не отказался он от этой привычки и в революционные дни. Михаил Александрович заметил, что его двоюродный дядя надел вместо сапог калоши, и написал в дневнике: княгиня «заметила, что калоши, вероятно, надеты на голую ногу».
Ольга Павловна Путятина воспроизводит в воспоминаниях разговор, который состоялся около 9 утра в тот день между Михаилом и «Бимбо». Николай Михайлович – высокий, плечистый, улыбающийся, едва войдя в квартиру, сразу же заключил Михаила в объятия и сказал:
– Я очень счастлив, что Престол передан тебе. Теперь ты – Царь! Будь храбрым и сильным: так ты не только спасешь династию, но и будущее России!
Затем, после небольшой паузы, спросил:
– Когда ты предстанешь перед народом как Император?
Михаил, смущенно улыбнувшись и посмотрев в сторону хозяйки, ответил:
– Как только выйду из этой гостеприимной квартиры, в которую вошел еще Великим Князем.
Так или несколько иначе происходил этот разговор ранним утром 3 марта 1917 года, теперь уже не столь важно. Ольга Путятина писала воспоминания спустя несколько лет, находясь в эмиграции, и могла что-то забыть, допустить некоторые неточности. Для нас сейчас важно другое – в это время Михаил Александрович уже знал, что должен наследовать Российский престол. И он готов был на этот шаг еще до того, как на Миллионную, 12 прибыли Родзянко и князь Львов.
От Таврического дворца до Миллионной улицы на машине можно добраться довольно быстро. А утром, когда город пустынен, и всего-то потребовалось 10–15 минут. Автомобиль проехал через каменную арку, ведущую во внутренний двор. После этого юнкера, сопровождавшие депутатов Думы, закрыли тяжелые кованые ворота, чтобы их появления здесь никто не заметил. Особенно прибывших волновали «истинные революционеры» – члены Совета рабочих и солдатских депутатов. Им в первую очередь не следовало знать о намеченной встрече.
Алексей Матвеев, по-прежнему служивший у Михаила Александровича управляющим делами, встречал гостей. На широкой лестнице с перилами из кованого железа выстроились офицеры охраны. Депутаты Думы, оставив внизу меховые пальто, стали подниматься к квартире Путятиных. Матвеев сразу же проводил их в просторную гостиную, где было жарко от пылающего камина.
В помещении все было готово для важного заседания. Диваны и кресла для гостей расставлены полукругом, а напротив поставлен стул с высокой спинкой. Это место предназначалось для Михаила Александровича, который через несколько минут откроет совещание. Пока депутаты рассаживались, он находился в соседнем помещении. Родзянко, обращаясь к присутствующим, напомнил, что разговор нельзя начинать, пока сюда не прибудут Гучков и Шульгин: у них очень важные новости.
Вскоре все прибывшие заняли свои места. В гостиной находились семь министров недавно созданного Временного правительства, и пять депутатов Государственной Думы – во главе с Михаилом Родзянко. По дороге они решили, что князь Львов и Родзянко, которых поддерживало большинство в правительстве и «остатки» Государственной Думы, будут настаивать, чтобы великий князь Михаил Александрович отрекся от престола, который должен унаследовать от брата. Эти люди считали, что монаршая власть стала к этому времени лишь формальностью. Вот как сформулировал это мнение Шульгин: «Михаил не мог принять ее из рук Государственной Думы…Ибо и Дума была уже ничто…» Только Милюков, выражающий взгляды меньшинства, выступил за сохранение великим князем своих полномочий до созыва Учредительного собрания.
А если Михаил откажется отречься от престола – что тогда? В таком случае, премьер-министр и еще семь министров должны подать в отставку. А вместе с ним останется лишь министр иностранных дел и, возможно, только что назначенный военным министром Гучков. Но пока он не высказал свое мнение, так ли это будет, точно ничего неизвестно. Во всяком случае, не у дел может оказаться и Михаил Родзянко, лишившись кабинета министров.
Император без правительства, в окружении мятежных войск, которые непременно захотят его смерти? Тогда Михаилу, в случае решения принять верховную власть, предстоит пройти через потоки крови, чтобы занять переданный ему братом престол…
Без четверти десять делегаты, наконец, решили, что больше не имеет смысла ждать Гучкова и Шульгина. Матвееву передали, что они готовы начать совещание. Тут же дверь в гостиную отворилась, и все присутствующие встали со своих мест. В зал вошел высокий подтянутый моложавый человек, которого по всей России уже успели провозгласить как его величество император Михаил II. Он подошел к каждому из собравшихся, чтобы поздороваться персонально и пожать руку.
После этого Михаил занял свое место, обвел взглядом всех присутствующих и открыл совещание.
Глава двадцать седьмая
Политическая драма на Миллионной, 12
Михаил внутренне готовился к тому, что на совещании выступит как регент, а не император, ведь корона никогда не была его целью. Отстранение царевича Алексея от наследования престола стало таким неожиданным и невероятным, что до сих пор в это верилось с трудом. К тому же, Александра всегда так яростно защищала права наследника… и вдруг Николай решил отречься в пользу именно его, Михаила.
Для всех, кто собрался утром 3 марта в квартире князей Путятиных, это стало свершившимся фактом. И ничего уже нельзя изменить. Николай в эти минуты ехал в Ставку, и связи с ним не было. Второй раз в течение одной недели он исчезал, когда кризис достигал пика. Четыре дня назад, когда все еще могло сложиться по-другому, он отказался назначить Михаила регентом, а теперь, ни с кем не посоветовавшись, передал ему корону Российской империи. И опять исчез…
Внимательно посмотрев на присутствующих, Михаил понял, что они пришли сюда убедить его отказаться от трона – ведь великий князь Николай Михайлович уже предупредил о том, что произошло. Только при этом условии посланцы Таврического дворца могли, как политические деятели, выжить. Они, конечно, попытаются представить все так, словно это его собственное решение. Но сами-то эти люди уверены: великий князь должен поступить именно так, и никак иначе. И, надо сказать, Михаил не ошибся в догадках: новый министр транспорта Н. В. Некрасов
[224] уже набросал черновик отречения от престола, который, как надеялись депутаты, прибывшие на Миллионную, 12, Михаил Александрович здесь же и подпишет.
