Но Некрасов просчитался: неожиданно возникли непредвиденные обстоятельства.
Казалось бы, заявление великого князя должно прекратить все дебаты, ведь ему осталось поставить подпись на документе, и все. Но Михаил Александрович явно не спешил, напротив, объявил, что сделает это после обеда. В гостиную тут же вошла хозяйка и пригласила всех к столу. Для присутствующих на собрании это было неожиданно, но никто возражать не стал.
Место во главе стола заняла княгиня Путятина. По правую руку от нее – Михаил Александрович, за ним князь Львов. Кроме участников совещания на обед пригласили Алексея Матвеева и Николая Джонсона.
Только сейчас у великого князя появилась возможность узнать, что же произошло в Пскове. Посмотрев на сидевшего напротив него Шульгина, он спросил:
– Скажите… как держался мой брат?
– Его Величество был очень бледен и в то же время очень спокоен… Удивительно спокоен.
Преодолев смущение, Шульгин пересказал Михаилу весь разговор с Николаем II, включая выдвинутую им причину, почему он не передал престол сыну. Великий князь молча слушал. Состояние здоровья маленького Алексея ему было хорошо известно, и в комментариях он не нуждался. Ни слова упрека в адрес брата. Промолчали и остальные.
Когда обед закончился, все, поблагодарив хозяйку, вернулись в гостиную. Молчание несколько затянулось. Когда же великий князь вернется к вопросу о Манифесте? Некрасов вновь нащупал в кармане подготовленный им текст.
Молчавший до этого момента Матвеев неожиданно попросил передать ему подготовленный черновик Манифеста. Внимательно просмотрел его и затем, покачав головой, вернул Некрасову. Делегаты только сейчас поняли, что этот человек – вовсе не «пустое место», как они полагали вначале, и Манифест требует серьезной доработки. Михаил Александрович тут же обратился к Алексею с просьбой внести необходимые изменения и дополнения. Депутаты тяжело вздохнули: получить подпись великого князя сразу же после обеда им не удастся…
А Матвеев, тем временем, твердо сказал:
– Для того чтобы составить Акт, нам нужен оригинал отречения Императора Николая II и текст «Основных законов Российской Империи». Без этих документов дальнейший разговор не имеет смысла.
Присутствующие поняли: с ними говорит профессиональный юрист.
Смущенный князь Львов знал от Шульгина, что тот передал оригинал Манифеста об отречении Николая II кому-то из транспортного министерства. И этот важнейший государственный документ, кстати, до сих пор лежал под кипой старых журналов в кабинете комиссара Бубликова. Но об этом никто из членов правительства не знал. А где им взять Свод законов, и вовсе непонятно!
Но, раз у великого князя есть такой помощник, как Матвеев, депутаты решили, что им тоже нужен юрист. Их выбор пал на Владимира Набокова, управляющего делами Временного правительства, и князь Львов приказал вызвать его. Надо сказать, это оказался хороший выбор. Михаил Александрович давно знал Набокова: его сестра Надежда – одна из ближайших подруг Наташи, а ее дочь София – подруга детских игр маленького Георгия. Тут же стали звонить Владимиру Дмитриевичу: сначала на службу, потом домой. Но найти его не удалось. Пришлось обратиться за помощью к жене, Елене Ивановне. И она быстро нашла мужа, находившегося в то время в доме своего начальника, генерал-лейтенанта М. М. Манакина
[226] – начальника Азиатской части Главного штаба. Набоков, выслушав просьбу, переданную князем Львовым, пообещал тут же приехать на Миллионную, 12.
Именно в это время, около трех часов дня, Николай II послал брату телеграмму со станции Сиротино, находящейся на расстоянии около полутысячи километров от Пскова. Он, наконец, вспомнил, что не сообщил Михаилу – тот стал новым императором. И тут же поспешно набросал текст: «Его Императорскому Величеству Михаилу. Петроград.
События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и нашей Родине. Ники».
Как это часто случалось в последние дни, Николай опоздал. На этот раз – и с телеграммой. Михаил ее так и не получил
[227].
…Ни извозчиков, ни машин на запруженном толпами людей Невском проспекте не оказалось, и Набокову пришлось добираться до Миллионной улицы пешком. По пути он увидел, что группа каких-то рабочих сжигала императорские гербы, сорванные с Аничкова дворца. Когда он вошел около трех часов дня в квартиру Путятиных, князь Львов кратко объяснил ему ситуацию и попросил помочь.
Но, как справедливо сказал Матвеев, они не могли начать работу без оригинала отречения императора Николая II и текста «Основных законов Российской Империи». У Набокова ни одного из этих документов с собой, конечно, не было. Текст Манифеста он в глаза не видел и добыть его никак не мог, а вот что касается Свода законов… одну минутку. Подойдя к телефону, набрал номер знаменитого юриста, специалиста по конституционным нормам барона Б. Нольде
[228]. Услышав в трубке его голос, Набоков попросил коллегу захватить с собой первый том Свода законов и прийти на Миллионную, 12. Долго ждать не пришлось: Борис Эммануилович служил на Дворцовой площади, и добрался оттуда до квартиры Путятиных буквально за десять минут.
Нольде, Набоков и Шульгин прошли в комнату дочери Ольги Путятиной, Наташи, девочки-подростка, где находился небольшой письменный стол. Проблемы, с которыми тут же столкнулись двое юристов, были те же, что вызвали тревогу и у самого Михаила. По закону Николай II не имел права отречься от престола от имени сына. Но он сделал это, и они должны выполнить его волю. Таким образом, политическая целесообразность вступала в конфликт с конституционным правом.
Это обстоятельство волновало Набокова и Нольде не меньше, чем великого князя и Алексея Матвеева. Словом, в Манифесте об отречении императора оказался большой изъян. Поэтому Набоков, сев за стол в детской и положив перед собой лист бумаги, сразу же понял, что этот документ не имеет юридического обоснования и ослабляет положение сторонников монархии. Владимир Дмитриевич не сомневался в том, что Михаил Александрович понял это с самого начала, и, конечно, все это повлияло на его решение отречься от престола.
Набоков и Нольде придерживались того же мнения, что и Михаил Александрович: цесаревича Алексея попросту не приняли во внимание, и теперь его уже не восстановить в правах. Но если считать отречение Николая II неправомерным в этом смысле, то почему не признать его противозаконным и в целом? Но это же просто непостижимо!
