В Нью-Йорке он женился на дочери бывшего дирижера Тбилисского театра, певице Елене Прессман. Супруги всегда проявляли большой интерес к тому, что происходило на Родине, не переставали ее любить. Когда же фашистская Германия развязала войну против нашей страны, Курнаков начал выступать с обзорами военных действий на русском фронте в газетах и журналах, которые не боялись печатать правду. Направленность его статей нравилась далеко не всем. Недруги из эмигрантских кругов говорили неодобрительно:
– Ты, Сергей Николаевич, «краснеешь» не по дням, а по часам…
А кто-то даже прервал с ним отношения.
Вскоре Курнаковы отправили сына, Николая, на Родину, защищать ее с оружием в руках. Мать, хоть и тревожилась за него, сказала на прощание:
– Мы русские, и не можем стоять в стороне, когда решается судьба земли, где мы родились.
Тяжкими оказались дороги войны для Курнакова-младшего. Но прошел он их достойно, Победу встретил в поверженном Берлине. А когда в 1946 году демобилизовался и приехал в Москву, встретил там отца и мать. Они решили навсегда вернуться на Родину.
Сергей Николаевич работал в Совинформбюро, потом в газете «Moscow news», написал книгу воспоминаний о боевой молодости в Дикой дивизии. Многие годы дружил с писателем-фронтовиком Константином Симоновым
[235].
Такая вот необычная судьба. В ней, как в капле воды, отразилась трагедия Русского исхода, когда человеку приходилось делать страшный нравственный выбор между родной землей, распятой большевиками, и чужбиной. Каждый решал по-своему. У каждого была своя правда.
…С первых же дней Февральской революции двоюродный дядя Михаила великий князь Георгий Михайлович, решил уехать из России, как только представится такая возможность. Он с одобрением принял появление Временного правительства, потому что считал: «старый режим не мог более работать». Но что же он увидел после революции? В одном из писем жене, великой княгине Марии Георгиевне, он написал: «кругом творится такое, отчего волосы встают дыбом… Я готов сию же минуту уехать из страны». Очень хотел Георгий Михайлович покинуть и Гатчину, объясняя это следующим образом: «Миша очень мил, но его жена очень враждебно настроена против Романовых…» великий князь сомневался, что сможет долго выносить ее выходки. Да, порой Наташа проявляла себя не с лучшей, не с «ангельской» стороны. Открыто говорила то, что думала.
Ее с мужем гость хотел отправиться в Англию, где с тех пор, как началась война, жила с двумя дочерьми его супруга. Георгий Михайлович очень обрадовался, когда узнал, что Михаил тоже хотел бы поехать в Англию. Они не раз вместе гуляли по аллеям дворцового парка в Гатчине, и впоследствии он написал, что вместе с Михаилом они решили покинуть «несчастную» Родину, и никогда сюда больше не возвращаться.
Именно великий князь Георгий, которому в то время было пятьдесят четыре года, обратился к Британскому послу сэру Джорджу Бьюкенену с просьбой испросить у его правительства разрешения на въезд в Англию. Во время аудиенции с послом он объяснил, что выступал также от имени великого князя Михаила Александровича. Он надеялся, что это обстоятельство даст ему дополнительный шанс. Ведь сам Георгий Михайлович не имел в Британии родственных связей. Правда, его супруга, Мария Георгиевна, урожденная греческая принцесса, была родной племянницей вдовствующей королевы Британии Александры
[236]. А вот великий князь Михаил, как и его старший брат, приходился кузеном Британскому королю Георгу V. Поэтому совместная просьба с Михаилом казалась Георгию Михайловичу очень удачной. Ведь он считал, что у России нет будущего: «Все отбирают… Подумать только, что эти скоты будут управлять страной… Она превратится в страну дикарей… все порядочные люди оставят ее»
[237].
Однако взгляд самого Михаила на происходящие события был намного более оптимистичным. Повседневная жизнь его и семьи пока мало изменилась. Он мог свободно передвигаться по Петроградскому округу, правда, за его пределы без специального разрешения великому князю выезжать уже власти не разрешали. Зато по окрестностям любимой Гатчины Михаил Александрович мог свободно ездить в Роллс-Ройсе или в новеньком Паккарде, мог он также принимать у себя гостей, держать целый штат прислуги. Многие жители Гатчины по-прежнему относились к нему с большим уважением и кланялись при встрече на улице. Правда, у дома на Николаевской улице теперь стояли часовые, но они не мешали семье великого князя. Напротив, охраняли хозяев от хулиганов и грабителей. И вели себя очень вежливо и корректно.
Хотя Михаил, как и другие великие князья, не получал теперь содержание, которое прежде выплачивалось Министерством императорского двора и уделов, и его личный поезд новая власть конфисковала, банковские вклады по-прежнему оставались в целости и сохранности. Получал он и немалые доходы от своих частных владений – имений Брасово и Дерюгино в Курской губернии, где на площади 8360 десятин его высочество тоже, как и в Брасово, организовал когда-то образцовое хозяйство. Здесь работали винокуренный и лесопильный заводы, а также фабрика по производству бумаги, пять мукомольных мельниц, метеорологическая станция, опытное поле… Функционировали также больница и богадельня имени императора Александра III, школа для детей заводских рабочих. Но самый большой доход приносил завод по производству сахара. Он был построен в имении Дерюгино в 1865 году его бывшим владельцем – князем Голицыным, и стал типичным для того времени кустарным производством. В 1882 году с князем случилась беда – он проиграл право арендовать сахарный завод в течение 12 лет и 7345 десятин земли купцу Абрикосову. А в 1894 году, когда истек срок аренды, Голицын вновь проиграл свой завод и земли – на этот раз великому князю Сергею Александровичу. Только уже не временно, а навсегда. В 1898 году имение Дерюгино со всем находившимся там имуществом стало собственностью великого князя Михаила Александровича (владел он им до Октябрьского переворота 1917 года. 2 марта 1918 года на основании декрета Совета Народных комиссаров имение было национализировано).
Правда, к великому сожалению, ездить туда он больше не мог. Сразу же после совещания на Миллионной, 12 новое правительство, желая угодить Петроградскому Совету, отказало великому князю в свободе передвижения. Человек, который в недалеком будущем мог по решению Учредительного собрания стать русским императором, тут же превратился в пленника в родной стране. Лишь одно это сводило на «нет» все обещания, данные Михаилу депутатами Думы 3 марта. Оказалось, верить им нельзя.
