Мисс Ним, на глазах которой все это происходило, так никогда и не смогла забыть арест великого князя. Он пожал ей на прощанье руку и сказал:
– Мы должны надеяться на лучшее… Обещайте, что не будете сильно волноваться.
Провожая его до машины, гувернантка поразилась тому, «сколько грусти таилось в его глазах… он был очень расстроен всей этой несправедливостью». Михаила и Джонсона, даже не дав им времени на сборы, сразу же отвезли в столицу, в Смольный, где в те дни находился «штаб революции».
Наташа последовала за мужем в Петроград, и провела тревожную ночь в доме своей подруги Маргариты Абаканович, на набережной реки Мойки. На следующее утро, 8 марта, она встретилась с княгиней Ольгой Путятиной, и они вместе отправились в Смольный. Миновали вход, у которого были установлены пулеметы и стояли часовые, державшие наготове винтовки. Вскоре молодым женщинам удалось получить разрешение на встречу с Михаилом Александровичем. Они нашли его в большой комнате, обстановку которой составляли восемь кроватей и несколько стульев. Повсюду сидели красногвардейцы. Одни курили, другие громко разговаривали и смеялись. Михаил и Джонсон стояли в нише у окна и о чем-то беседовали. Как только Михаил увидел Наташу, он подошел к ней и «молча поцеловал руку».
Только они сели на свободное место, чтобы поговорить, как дверь распахнулась, и в помещение вошел Урицкий, одетый в кожаную куртку, высокие сапоги и серую меховую шапку. Княгиня Путятина описывает его как «человека ниже среднего роста, с мясистым носом, большими оттопыренными ушами, маленькими, как у хорька, глазками, в которых застыло выражение холодной жестокости». Он коротко кивнул присутствующим, сел неподалеку и закурил папиросу. Вскоре, несколько неопределенно пообещав улучшить условия содержания арестованных, он встал и вышел из комнаты.
На следующий день Наташа и княгиня Путятина опять пришли в Смольный, но на этот раз им разрешили встретиться с Михаилом лишь на полчаса. Отчаявшись найти справедливость, Наташа вдруг, неожиданно для самой себя, решила идти прямо к Ленину
[265], который находился где-то неподалеку, в этом же здании. Увидев перед одной из дверей караул, обе женщины решили, что это, должно быть, и есть его кабинет. Наташа быстро распахнула дверь, не дав даже часовому возможности преградить ей путь. Правда, Путятину солдат успел остановить.
Когда Наташа буквально ворвалась в кабинет, Ленин сидел за столом и что-то быстро писал. Он так изумился ее неожиданному появлению, что даже не сообразил вызвать охрану, чтобы та выдворила незваную посетительницу.
А княгиня Путятина, тем временем, буквально рухнула на стоявшую в коридоре скамью. Она была так взволнована всем происходящим, что не могла потом вспомнить, сколько времени ей пришлось ждать подругу. Знала лишь, что несколько раз вскакивала со своего места и принималась мерить шагами коридор. Наконец, дверь открылась и в коридор выглянула Наташа. Она кивнула Ольге, чтобы та вошла в кабинет. Растерявшийся часовой лишь беспомощно посмотрел, как мимо него проскользнула к Ленину еще одна взволнованная дама.
Наташа стояла посередине кабинета и продолжала втолковывать его хозяину, что ее муж никакой опасности для революции не представляет, к тому же, имеет разрешение «на свободное проживание» как рядовой гражданин… Она все говорила, говорила, настаивая на своем. Видимо, почувствовав неловкость под напором этой красивой разгневанной женщины, Ленин вышел из кабинета через другую дверь, бросив через плечо, что «не все зависит от него». Какое-то время Наташа и Ольга оставались в помещении одни. Потом дверь открылась, и вместо Ленина в кабинет вошел Бонч-Бруевич. Он учтиво объяснил Наташе, что вопрос, касающийся участи ее мужа, будет рассмотрен несколько позже, в течение дня.
И действительно, в тот же день 9 марта, вечером, в Смольном состоялось заседание Совнаркома, на котором присутствовали двадцать четыре народных комиссара. В связи с близостью германских войск и набиравшим силу «контрреволюционным» движением в Финляндии они решили перевезти, для большей безопасности, правительство в Москву. Одним из последних решений, принятых ими в Петрограде, было то, которое касалось судьбы «бывшего великого князя М. А. Романова». В постановлении говорилось: «…Бывшего великого князя Михаила Александровича Романова, его секретаря Николая Николаевича Джонсона… выслать в Пермскую губернию впредь до особого распоряжения. Местожительство в пределах Пермской губернии определяется Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, причем, Джонсон должен быть поселен не в одном городе с бывшим великим князем Михаилом Романовым…» Урегулировать этот вопрос поручили «товарищу Урицкому».
На следующее утро рассерженной и расстроенной Наташе запретили увидеться с мужем. Что же оставалось делать, раз в Смольный ее больше не пускали? Вместе с верной Ольгой Путятиной она отправилась на Гороховую улицу, 2, где в бывшем главном Управлении городского Губернатора расположилась Петроградская ЧК. Наташа выглядела настолько измученной, что Путятина попросила ее подождать на улице, а сама отправилась искать Урицкого. Он был в своем кабинете, и, увидев княгиню, сказал, что она пришла «как раз вовремя». Решение принято следующее: Михаила Александровича отправляют в ссылку в Пермь. Потрясенная услышанным, Путятина вышла на улицу, где ее ждала Наташа. Для нее это был «страшный удар, но она перенесла его мужественно и покорно».
А Михаил, сидя ночью в одном из просторных помещений Смольного, которое стало на время его тюремной камерой, писал своей дорогой Наташе:
«Урицкий только что прочитал нам резолюцию Совета народных Комиссаров, в которой сказано о нашей немедленной отправке в Пермь. Нам дали на сборы полчаса… все произошло так неожиданно… Не унывай, моя дорогая – Бог поможет нам пройти через эти ужасные испытания. Целую и нежно обнимаю тебя.
Твой Миша».
В час ночи 11 марта Михаила Александровича и Николая Николаевича Джонсона посадили в машину и повезли по морозным, заснеженным улицам к Николаевскому вокзалу
[266], погруженному во тьму. После трех часов бесцельного ожидания они сели, наконец, в поезд, который повез их в ссылку.
Глава тридцатая
«Пермский пленник»
До войны ежедневно с Николаевского вокзала в Санкт-Петербурге в Пермь отправлялись два поезда, которые доходили до станции назначения за два дня. Дважды в неделю ходил также экспресс, путешествие в котором длилось тридцать семь часов. Но сейчас шла война, и поезда ходили не так регулярно и быстро, как в мирное время. Михаилу Александровичу и Джонсону, которые выехали из Петрограда 11 марта в четыре часа утра, пришлось добираться до Перми более восьми суток. За три дня они доехали лишь до Вологды. И таким «черепашьим» шагом они двигались почти все время.
