Маститые литературные критики предсказывали: настанет день, и им будет гордиться Россия. Увы, не сбылось… Его искалеченное тело вскоре нашли погребенным на дне глубокой шахты. Остались – как светлая память – лишь стихи. Одно из них, написанное в сентябре 1916 года двадцатилетним поэтом, кажется пророческим:
Мы все таим в душе свой мир необычайный,
Где сказка и любовь сплетаются в одно,
Где счастье не дивит нас, словно гость случайный,
Тот мир, где быть Царем невольнику дано.
Все то, что попрано насмешкою людской,
В тот мир перенесли мы грустною рукой.
Как светел этот край, заветный наш алмаз!
Как этот уголок хорош в своей печали!
В нем все правдивое, за что отвергли нас,
В нем все прекрасное, о чем мы умолчали…
И там, над жертвами людей, плывете вы,
О, грезы – облака душевной синевы!
Так, угнетенная, душа светлей и чище
Становится подчас лишь для самой себя,
И каждый человек – незримое кладбище
Того, с чем он пришел, надеясь и любя.
…Какие странные, загадочные параллели проводит порою сама жизнь!.. Ведь первый мученик царской династии Романовых, родной дядя первого русского царя – Михаила Романова, Михаил Никитич Романов, тоже пострадал именно на Пермской земле, приняв мученическую кончину в глухой уральской деревушке Ныробка.
Приказ о казни великого князя Михаила Александровича появился в недрах Пермской ЧК. На ком же лежит персональная ответственность за это злодеяние, неизвестно, потому что люди, принимавшие в нем участие, оставили весьма противоречивые воспоминания. Уральский Совет в Екатеринбурге и предводители большевиков в Москве всячески открещивались впоследствии от участия в этом убийстве. Им было выгодно говорить о собственном неведении, хотя на самом деле все оказалось подготовлено и оговорено заранее, в том числе, и создание «дымовой завесы».
Приведение приговора в исполнение заказчики определенно поручили чекисту Гавриилу Мясникову. Позже он написал в воспоминаниях «Философия убийства, или почему и как я убил Михаила Романова», что действовал по собственной инициативе, а не по приказу Пермской ЧК. И добавил: «А странно все-таки: Иван Сусанин, крестьянин, спасает Михаила Романова, Михаила I. А я, рабочий, изгой, смерд, закуп, тоже сын крестьянина, уничтожаю Михаила II и последнего.
Начало и конец, альфа и омега: Михаил…»
Но утверждение Мясникова о его, якобы, «собственной инициативе», полностью опровергли в воспоминаниях другие чекисты, вовлеченные в тайный сговор против великого князя и его расстрел. Члены Пермского городского Совета обо всем, конечно, знали, одобряли готовившуюся расправу и приняли в ней непосредственное участие.
Местные большевики очень боялись, что восставший Чешский легион мог войти в Пермь, и город по-прежнему находился на военном положении. Мясников заявил, что раскрыт заговор подпольной организации офицеров, которые стремились выкрасть и спасти Михаила Александровича. Это, как он утверждал, и подтолкнуло его к решению убить Михаила, потому что он – именно тот человек, вокруг которого могли сплотиться «контрреволюционные силы». А если бы он исчез из Перми и встал во главе контрреволюционного заговора, это поставило под сомнение дальнейшее существование советской власти.
Показания другого чекиста, Павла Малкова, подтверждают мнение Мясникова: Михаила Александровича расстреляли из-за наступления контрреволюционных сил и его «вызывающего подозрение поведения». Впоследствии Малков писал: «надвигалось бурное время, приближался фронт белых банд Колчака, бушевала буржуазия, шла национализация имущества, бушевали попы, а мы, большевики, были тогда не так сильны. Помню, в Мотовилихинском Совете рабочих нас было только 50 %, остальная часть были меньшевики и эсеры. Борьба с ними также велась отчаянная… и вот все это, вместе взятое, и то, чтобы не удрал бы как из Перми куда-либо, или не украли бы, или не скрыли где Михаила Романова, мы, небольшая группа большевиков, вздумали Михаила Романова изъять из обращения путем похищения его из “Королевских номеров”, где он проживал…»
Еще один местный большевик, А. Миков, вспоминая о встрече, на которой присутствовали Мясников и Малков, утверждал, что она проходила на какой-то загородной даче. Согласно его версии, Малков, обращаясь к собравшимся, сказал, что Михаила опасно «держать» здесь дольше. Он мог, мол, исчезнуть независимо от того что за ним внимательно наблюдали. Выслушав все доводы, Миков, по его собственному признанию, решил поддержать товарищей, собравшихся на совещание, и принять участие в задуманном ими убийстве.
Миков вспоминал, что тайная встреча состоялась «в середине июня… Я помню, это было вечером в воскресенье». Скорее всего, она состоялась 9 июня 1918 года. Буквально на рассвете следующего дня, в Екатеринбург ворвался отряд «белых», с целью освободить Николая II и его семью. Однако чекистов кто-то успел предупредить о возможной атаке, и в город подоспело подкрепление «красных». Кого же большевики называли «белыми»? Прежде всего, офицеров царской армии, поддерживавших идею монархии. Сражение длилось весь день, и к вечеру «белые» потерпели поражение. Их вожаков победители взяли в плен и расстреляли. Это был урок, который большевики преподали всем, кто желал спасения Романовых…
Но, несмотря на одержанную победу, рейд «белых» на Екатеринбург все-таки усилил страхи большевиков в Перми. В значительной степени это было связано с тем, что руководил Уральским Советом в Екатеринбурге Александр Белобородов
[281], работавший когда-то в Перми, где все еще оставалась его семья. К тому же, он близко дружил с Гавриилом Мясниковым. Днем 12 июня, вскоре после неудавшейся атаки «белых» на Екатеринбург, Мясников начал претворять в жизнь план похищения и последующего уничтожения великого князя Михаила, одобренный местными чекистами. Были ли в нем задействованы члены Уральского Совета, точно неизвестно. Активные действия заговорщики решили начать ночью.
Мясников понимал: действовать нужно быстро. Первое, что он собирался сделать – собрать команду убийц. Это должны быть люди, преданные ему, готовые на любую жестокость в интересах революции. Он отобрал четырех боевиков, полностью отвечавших этим требованиям. Все – родом из Мотовилихи.
Андрей Марков, один из этой страшной четверки, признавал, что инициатором карательной акции был Мясников: «первая мысль об этом зарождалась у тов. Мясникова Г. И. Он об этом сказал в управлении милиции тов. Иванченко, который был комиссаром по охране гор. Перми… Но троим нам, конечно, это сделать было невозможно, и мы тут же решили пригласить, по рекомендации тов. Иванченко, тов. Жужгова Николая, а по моей – Колпащикова Ивана…»
