Расстроенный, обескураженный происходящим, Челышев схватил флакончик с лекарством и бросился вслед:
– Ваше Высочество, не забудьте взять…
Но пришельцы выругались, грубо оттолкнули Василия в сторону и подтолкнули Михаила Александровича к лестнице. Лекарство так и осталось в руках слуги…
Господин Крумнис, находившийся внизу, в холле, видел, как трое вооруженных людей спускались по лестнице вместе с Михаилом Александровичем и Джонсоном. Ему запомнилось, что пленники были одеты в костюмы, в которых обычно ходили на прогулку. Почему-то оказались без пальто, но каждый держал в руке трость. Оба показались ему спокойными и сдержанными, по крайней мере, Крумнис не заметил ни тени беспокойства на их лицах.
Мясников, находившийся в кабинете комиссара гостиницы, все это время никого не подпускал к телефону. Увидев же подельников с задержанными, вывел всю группу на улицу. Челышев, выйдя на балкон, увидел, что великого князя грубо втолкнули в стоявшую возле входной двери коляску. Жужгов устроился сзади, а Иванченко сел на козлы и взялся за вожжи. Джонсон вскарабкался в другую коляску, по бокам от него уселись Малков и Колпащиков.
Первоначальный план похищения великого князя не подразумевал присутствия Джонсона, поэтому теперь сесть ни в одну из трехместных колясок Мясников не мог. Но это его ничуть не опечалило, и он крикнул помощникам:
– Двигайтесь! Я вас догоню. А если не получится, дожидайтесь меня в Мотовилихе.
Пока обе коляски ехали к Сибирскому тракту, из здания ЧК примчались Малков и Сорокин. Вместе с Мясниковым они направились в комендатуру, расположенную рядом с гостиницей, где стали настаивать на аресте слуг и знакомых Михаила, и на распространении информации о его мнимом побеге. Какая уж тут «собственная инициатива» Мясникова! Конечно, план ликвидации великого князя Михаила Александровича был разработан в недрах ЧК.
В комендатуре Мясников потребовал, чтобы его отвезли в Мотовилиху. Сели в пролетку, помчались рысью, и вскоре нагнали обе коляски. Жужгов спрыгнул с сиденья и подошел к Мясникову. Тот кратко обрисовал план дальнейших действий. Нужны лопаты, чтобы вырыть могилу? Они приготовлены. А дальше пусть действуют без него, подытожил Мясников. Перед ним теперь, мол, стояла другая задача.
Гавриил стоял на дороге, пока обе коляски не скрылись из виду. Стало темно, и в такой глуши, считал он, их никто не увидит. Он с удовлетворением подумал, что план разработан блестяще. Потом направился в местный отдел милиции и позвонил оттуда в Пермскую ЧК. Малков, ожидавший его звонка, стал настаивать на распространении версии о побеге, организации поисков Михаила Романова и отправке телеграмм в Совет Народных Комиссаров и Уральский областной Совет, в которых следовало указать, что он похищен контрреволюционерами.
К этому времени обе коляски подкатили к керосиновому складу. Пока они ехали к Мотовилихе, Михаил Александрович сидел молча. Но после встречи с Мясниковым на дороге стал спрашивать Жужгова, куда их с Джонсоном везут. Тот усмехнулся, и сказал, что, мол, в Могилев – первое, что пришло в голову. Но этот ответ не обнадежил великого князя. Ведь Могилев находится к западу от Перми, а они ехали на восток. Все так, кивнул Жужгов. Но сейчас, объяснил он, они направлялись к узловой станции, чтобы сесть на поезд именно там и не привлекать к себе ненужного внимания. Объяснение не убедительное, но, как вспоминал впоследствии Жужгов, Михаил не выглядел испуганным.
…Вот остался позади склад, и они подъехали к лесу, выбранному для казни. Великому князю приказали выйти из коляски. Джонсон последовал его примеру. Теперь, сказали пленникам, они пойдут пешком, через лес. Это самый короткий путь до узловой станции. Один из участников расстрела, А. Марков, так описал эти минуты: «…Проехали керосиновый склад (бывший Нобеля), что около шести верст от Мотовилихи. По дороге никто не попался, отъехали еще с версту от керосинового склада, круто повернули по дороге в лес направо. Отъехавши сажен 100–120, Жужгов кричит: «Приехали – вылезай!» Я быстро выскочил и потребовал, чтобы мой седок (Джонсон) то же самое сделал. И только он стал выходить из фаэтона, я выстрелил ему в висок, он, качаясь, упал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но ранил только Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у товарища Жужгова застрял барабан нагана… Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, от чего он свалился тотчас же». Несчастные, уже лежа на земле, судя по воспоминаниям А. Маркова, все еще подавали признаки жизни. Поэтому в каждого из них выстрелили еще раз – для верности.
Все это произошло около двух часов ночи, в четверг, 13 июня.
Вот так – без предъявления каких бы то ни было обвинений, объяснений, церемонии прощания… Даже не завязали жертвам глаза, не дали выкурить последнюю сигарету. Лишь – жестокое, холодное убийство, повлекшее вскоре за собой все новые и новые жертвы…Ведь кровавое колесо русской истории нового, большевистского времени, лишь сдвинулось с места. Отсюда, из небольшого лесочка под Мотовилихой, оно прокатится огненным смерчем по всей стране.
…Скоро начнет светать. Убийцы решили не рисковать: лучше всего закидать тела жертв ветками деревьев, а следующей ночью вернуться на место преступления и похоронить их. Так следует из воспоминаний Маркова. Но слова его вызывают некоторое сомнение. До рассвета оставалось часа три, и, имея при себе лопаты, несколько здоровых, вовсе нестарых мужчин вполне могли бы вырыть общую могилу и похоронить убитых. Это не заняло бы много времени. Видимо, животный страх гнал их с того места, где совершили они не просто казнь – цареубийство.
Прежде чем похоронить Михаила и Джонсона, убийцы раздели их и разули, забрали все ценные вещи, которые удалось найти. Все это сложили в повозки и отвезли в Мотовилиху – как доказательство того, что задание Мясникова выполнено. Правда, он им заранее сказал – личные вещи казненных не трогать, но слишком уж сильным оказалось искушение. Из карманов одежды великого князя они вытащили часы, коробочку с сигарами, перочинный нож и жестяную баночку с табаком. Ценным оказался «улов» и в карманах Джонсона. Среди прочих вещей – дорогие, необычной формы серебряные наручные часы, которые Марков тут же присвоил. Он с гордостью носил их до конца своих дней, и не думал даже скрывать, как они у него появились.
Вернувшись в Мотовилиху, убийцы доложили своему вожаку, что залитую кровью одежду они полили керосином, подожгли, а пепел развеяли. Так все было или нет, теперь уже не узнать. Но могилу в безымянном лесу никому найти за прошедшие годы не удалось.
…Мясников, выслушав подручных, закурил сигарету и посмотрел на часы. Они показывали четыре часа утра.
Первые телеграммы об «исчезновении» Михаила Романова – в Совет Народных Комиссаров, Петроградскую коммуну и Уральский областной Совет, подельники отправили той же ночью. В тексте говорилось, что Михаил Романов и Джонсон «были похищены неизвестными людьми, одетыми в милицейскую форму». Поиски пока не дали никаких результатов, но «предпринимаются энергичные меры».
