В здании ЧК женская тюрьма в ту пору состояла из двух смежных комнат, меньшая из которых предназначалась для политических заключенных. Именно в ней и находились Наташа и ее подруга Мэгги. Обычно на Гороховой, 2 пленников держали недолго, всего несколько дней, а потом перевозили в обычную тюрьму. Но Наталии Сергеевне Брасовой пришлось провести там целых десять недель: петроградские чекисты боялись переправить ее в тюрьму и держали у себя в целях конспирации.
В течение первого месяца Наташе не разрешали ни с кем общаться. Исключение сделали только для Таты, которую привезла из Гатчины княгиня Вяземская. Девочка собрала для матери цветы, яйца, масло – что могла. Испуганную, взволнованную, ее проводили в кабинет Урицкого, и свидание дочери с Наташей прошло в его присутствии. Он сидел за столом, этот «толстый человек с большими оттопыренными ушами, очень бледный, с красноватыми волосами и агатового оттенка глазами». Как вспоминала впоследствии Тата, он кивнул ей в знак приветствия, но ничего не сказал.
Наташа спустилась вниз в окружении охранников, державших наготове штыки. Как же чекисты опасались этой женщины – тоненькой, сильно похудевшей, очень бледной, но не сломленной духом! Когда она появилась на пороге, и с ненавистью посмотрела в лицо Урицкому, оба они – Наташа и хозяин кабинета, очень стали похожи на «пару рассерженных кошек». Мать и дочь бросились друг к другу в объятия, и потом – целых полчаса! – о чем-то нежно шептались, стараясь успокоить одна другую. После этого Наташу опять увели в камеру.
Княгиня Вяземская заранее сказала девочке, чтобы та не забыла поблагодарить Урицкого за разрешение увидеться с матерью. И вот Тата подошла к его столу, и, как хорошо воспитанная барышня, прошептала какие-то дежурные слова и сделала реверанс. Но хорошие манеры не произвели здесь ровным счетом никакого впечатления, напротив, вскоре Тата сама оказалась пленницей на Гороховой, 2.
В последующие недели Урицкий неоднократно допрашивал Наташу, и хотя она узнала от него не больше, чем он от нее, одно ей теперь было абсолютно ясно: Михаил жив, здоров и находится в безопасности. На том, что он сбежал из Перми, настаивал не только Урицкий, это же подтверждали слухи, дошедшие каким-то непостижимым образом до тюрьмы. Главным в них было то, что Михаил вскоре сможет вернуться в Петроград императором.
В соответствии с условиями Брест-Литовского мирного договора, в России восстановили деятельность Немецкой дипломатической миссии. Посольство находилось в Москве, но важное представительство открыли и в Петрограде. Немецкий посол граф фон Мирбах
[289] служил советником в довоенном еще столичном посольстве, а свой новый пост занял 26 апреля 1918 года. Немцы оставались все еще доминирующей военной силой, они легко могли добраться до Петрограда, по-хозяйски чувствовали себя и в независимой пока от большевиков Украине. Словом, само существование новой власти во многом зависело от того, насколько хорошо сложатся отношения с Германией.
Что же касается Французской и Британской дипломатических миссий, то их штат значительно сократился еще в феврале 1917 года. И все же здесь тоже по-прежнему работали опытные разведчики. В Британском консульстве это, прежде всего, военно-морской атташе, капитан 1-го ранга Фрэнсис Кроми
[290]. На основе информации, полученной им от шпиона, служившего в Генеральном штабе в Германии, он подтвердил в телеграмме, отправленной руководству 29 июня 1918 года, что немцы рассчитывали на успех следующего наступления в России. Они собирались «нарушить Брестский договор и провозгласить монархию… России будут предложены выгодные условия, возвращена вся территория, захваченная у нее, включая Украину… Кандидат на престол – Великий Князь Михаил. В Пермь, для проведения с ним переговоров, уже направлен высокопоставленный немецкий чиновник, но Великий Князь временно отсутствует».
Следующее послание в Лондон подтверждало факты, изложенные ранее Кроми. В нем подчеркивалось: в связи с тем, что немцы хотели восстановить в России монархию в своих интересах, то лучший курс для Британии – опередить их и поддержать монархистов. В Украине, как сообщалось в донесении, находились «200 000 офицеров, 150 000 из которых могут присоединиться в случае, если нужно будет поддержать монархию». Капитан 1-го ранга Кроми сообщал также, что «Великий Князь Михаил – наиболее популярная кандидатура».
Немецкие дипломаты, находившиеся в Петрограде, посылали донесения подобного содержания в Берлин – брату кайзера, принцу Генриху
[291], который отвечал за вопросы, связанные с династией Романовых. Его заинтересованность в судьбе членов императорской семьи оказалась продиктована как политическими, так и личными соображениями: бывшая императрица Александра и великая княгиня Елизавета Федоровна были его невестками, а жена принцесса Ирена – родной тетей пяти детей Николая II.
Донесение, отправленное в начале июля принцу Генриху, во многом повторяло отчет, полученный уже в Лондоне от капитана Кроми. Из всех возможных кандидатов на будущий престол в России несомненным лидером был великий князь Михаил. Для немцев и британцев это казалось совершенно ясным, прежде всего, по реакции подавляющего большинства жителей Петрограда на две последние новости: первая из них была связана со «смертью» Николая II, а вторая – с «исчезновением» Михаила.
…Когда в печати появились сообщения об исчезновении Михаила Романова, Екатеринбургский Совет тут же пустил слух, что бывший император Николай II убит одним из красноармейцев во время эвакуации его семьи на специальном поезде из Екатеринбурга в Пермь. Эти сфальсифицированные большевиками данные нашли отражение также и в западной прессе. Лондонская газета «The Times», в частности, писала 3 июля 1918 года о необходимости эвакуации семьи Николая II из-за угрозы со стороны восставших чехословацких войск. Бывший царь, якобы, вступил в шумную перепалку с каким-то солдатом из охраны, и этот красноармеец убил Николая ударом штыка.
