Информация о том, что Михаил поднял войска в Сибири, вполне устраивала большевиков. Пока великий князь был «жив», как и «большинство Романовых», считали они, вряд ли появится какой-то другой кандидат на Российский престол. Безразличие значительной части населения к «смерти» Николая окончательно решило его дальнейшую судьбу. Но неясным оставался вопрос: что же делать с остальными Романовыми? Единственным сдерживающим моментом на пути к их устранению был страх перед возможной реакцией со стороны Германии.
В ее интересах было свержение династии Романовых, дальнейшая поддержка большевиков – для того, чтобы заставить Россию выйти из войны. Но немцы вовсе не стали друзьями для «красных», ведь в самой Германии обитало множество своих, доморощенных «революционеров», жаждавших даже превзойти русских собратьев по идее. Имперская Германия не одобрила бы массовое убийство членов русской императорской семьи, и особенно тех Романовых, которые были одновременно немцами и родственниками. Существовала еще одна причина, глубоко личная. В молодости кайзер был сильно влюблен в великую княгиню Эллу. Он даже сделал попытку вывезти ее из России в Германию, но она настолько его не выносила, что отказалась от предложенной им помощи.
Имелись и другие причины, почему руководство Кремля решило действовать очень осторожно в отношении Романовых. Москва не могла себе позволить раздражать Берлин, в то же время, по словам Ленина, нельзя было оставить Романовых как «живое знамя» для монархистов. Взвесив все «за» и «против», в Москве приняли следующее решение: Романовых, находившихся в руках большевиков, обязательно следовало уничтожить, но объявить всенародно только о смерти Николая II, об остальных же казненных – не произносить ни слова. «Побег» Михаила доказал, насколько успешным может быть такой обман.
…Ранним утром 18 июля, в четверг, Николая Александровича и членов его семьи разбудили в Ипатьевском доме в Екатеринбурге. Всем им сказали, как и незадолго до этого Михаилу, что из-за возникшей угрозы наступления «белых» их решено эвакуировать. Все члены императорской семьи вместе с сопровождавшими их лицами спокойно спустились по лестнице в подвал, и вскоре после этого там началась настоящая бойня.
18 июля в Москве официально объявили о казни бывшего императора Николая II. И уже через несколько дней, 22 июля 1918 года, в зарубежной прессе появилось следующее сообщение: «Агентская телеграмма, полученная из Москвы 21 июля… На состоявшемся 18 июля первом заседании избранного пятым съездом Советов президиума ЦИК Советов председательствующий Свердлов зачитывает полученное по прямому проводу сообщение областного Уральского Совета о расстреле бывшего царя Николая Романова: “В последние дни столице красного Урала Екатеринбургу серьезно угрожала опасность приближения чехословацких банд. В то же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевших целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача. Ввиду всех этих обстоятельств, Президиум Областного Уральского Совета постановил расстрелять Николая Романова, что было приведено в исполнение… Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место. Документы о раскрытом заговоре посланы в Москву со специальным курьером”».
Когда же стали известны подробности беспрецедентного убийства, во всем мире поднялась буря протеста.
На следующий день после казни в Екатеринбурге, в Алапаевске произошла не менее страшная трагедия, навек запятнавшая большевистский режим. Палачи действовали по той же схеме, что и с Михаилом, Николаем, его семьей и приближенными. Алапаевским узникам, содержавшимся в здании Напольной школы, объявили, что их отправят «в более безопасное место». Их усадили на обычные телеги и увезли за несколько верст от города. На этот раз «местом назначения» стала заброшенная шахта. Палачи приказали своим жертвам встать на переброшенную через нее доску. Великий князь Сергей Михайлович схватил одного из убийц за лацкан пиджака, чтобы увлечь его за собой, но тут же прозвучал выстрел… Остальных несчастных сбросили в шахту живыми. На них полетели тяжелые комья земли, бревна… Однако еще долгое время со дна шахты доносились стоны и молитвенные песнопения. Они стихли лишь после того, как убийцы пустили в шахту газ.
Как и в случае с великим князем Михаилом, о Романовых, погибших в Алапаевске, намеренно распустили слух, что их похитили «белые» или они попросту куда-то исчезли.
Официальное подтверждение убийства Николая II не вызвало недовольства общественного мнения, как и ложное сообщение о его гибели, прозвучавшее за несколько недель до этого. Британский дипломат сэр Роберт Брюс Локкарт, находившийся тогда в Москве, написал: «Я вынужден признать, что население Москвы реагировало на эту новость с удивительным равнодушием». Возможно, реакция была иной, если бы люди узнали правду об убийстве всей семьи Николая II и жестокой расправе в Алапаевске…
Незавидной в ту пору оказалась и судьба Таты Мамонтовой. Мать ее находилась в тюрьме, а любимый отчим, всегда относившийся к ней как к родной дочери, и вовсе пропал. Девочка жила в Гатчине – под присмотром княгини Вяземской. Средств на прежнюю роскошную жизнь больше не было, чувствовалась даже нехватка продуктов питания. Из бывшего штата прислуги на Николаевской улице, 24 осталось лишь четыре человека: пожилая экономка, привратник, живший над прачечной, его мать, ежедневно убиравшая в доме, и садовник, с каждым днем проявлявший все больший интерес к грядкам, на которых росли овощи. Все машины великого князя давно реквизировали, и транспортом теперь служила легкая двухколесная повозка с запряженным в нее пони. Ежедневное меню включало лишь пирог с рыбой, картофель да некоторые овощи, если, конечно, садовник не успевал продать их, а деньги… присвоить. Порой, правда, на столе появлялись сахар, масло, яйца. Иногда удавалось достать эти продукты на «черном» рынке, и их приносили в дом через запасной вход.
Посольство Дании по-прежнему «арендовало» часть дома, на крыше которого развевался флаг Датского королевства. Ежедневно на Николаевскую улицу, 24 приезжал кто-нибудь из служащих, чтобы охранять дом от возможных грабителей. Но обитатели страшились теперь не только их, но и представителей местной ЧК. Ее главе, Серову, казалось, доставляло особое удовольствие регулярно появляться здесь в окружении охраны и вступать в перепалку с Татой, которая, как и ее мать, вовсе не желала миролюбиво сносить его придирки.
К счастью для девочки и всех домочадцев, им постоянно приходил на помощь комиссар Гатчинского дворца Владимир Гущик. Самое удивительное: его назначили на эту должность большевики! Оказывается, и среди них встречались люди, для которых такие понятия, как честь, совесть, сострадание – не пустой звук…
Владимир, тогда еще совсем молодой, двадцатишестилетний человек, регулярно приходил на Николаевскую улицу и приносил продукты, которые в те дни было трудно достать – курицу, яйца, рыбу… Но помощь его заключалась еще и в том, что Гущик всегда предупреждал обитателей дома о готовящемся рейде к ним чекиста Серова, который собирался искать здесь «излишки» продуктов, драгоценности и оружие. Эти предупреждения всегда оказывались очень кстати: продукты прятали в надежном месте, драгоценности и серебряную посуду или закапывали в саду, или отвозили на хранение к друзьям в Петроград. А вот поиски оружия… да это просто нелепо – его в доме, конечно, не было. Но зато чекисты с удовольствием переворачивали весь особняк вверх дном.
